— Оставьте его здесь, — решительно произнесла Эмили, поднимаясь на ноги. В ушах противно запищало, и она потрясла головой, отгоняя дурноту. — У меня есть противоядие. А вам самим пригодятся ваши запасы. Только помогите донести его до лазарета.
Уложив товарища на тюфяк в комнатке лазарета, Охотники поблагодарили Эмили и ушли. Девушка достала флакон с противоядием и уселась на пол рядом с постелью больного. Ферн так и не пришёл в сознание. Он дышал тяжело и рвано, мертвенно-бледное лицо блестело от пота. Глаза были полузакрыты, глазные яблоки дёргались, будто Охотник спал и видел кошмарный сон. С помощью специального валика приподняв голову Ферна, Эмили медленно, по капле вливала ему в рот противоядие, пока флакон не опустел. Она знала, что лекарство подействует не сразу, и пациент вполне может умереть, если яда было слишком много, да ещё и организм сильно ослаблен кровопотерей и исцелением тяжёлых ран с помощью Древней крови. Но теперь оставалось только ждать.
Девушка подтянула поближе второй тюфяк и улеглась на него, сжавшись в комочек. Она неотрывно смотрела на лицо Ферна, следила за движениями его глаз под полуприкрытыми веками, вслушивалась в дыхание… И молилась.
«О, Незримый Идон, всемогущий Великий! Снизойди до просьбы слабого существа, дрожащего под твоим всевидящим взором! Я отдаю себя без остатка служению тебе, я вся в твоей воле. Помоги, прошу. Спаси этого Охотника, благословлённого Древней кровью и проливающего свою ради других».
Сколько прошло времени — она не знала. Наверное, не слишком много — всё же противоядие начинает действовать в течение часа. Но вот дыхание Ферна участилось, он беспокойно заметался на тюфяке. Эмили вскинулась и села, напряжённо вглядываясь в лицо Охотника. Кризис… Здесь ничем не помочь — только ждать.
Примерно через четверть часа судорожные движения прекратились, но Ферна начал бить озноб. Эмили с облегчением перевела дыхание: всё шло как надо. Оставалось только переждать лихорадку. Она укрыла Охотника покрывалом со второго тюфяка, потом принесла ещё и одеяло из своей комнаты. Ферна трясло так, что слышался стук зубов, при этом Охотник по-прежнему оставался без сознания, и Эмили испугалась, что он прикусит себе язык. Как его согреть? Она принесла жаровню с углями, раздула, набросала сверху щепок. В комнате стало чуть теплее. Но этого недостаточно…
Что ещё можно предпринять? Девушка решительно улеглась рядом с Охотником, оставив между ним и собой самое тонкое из одеял и укрывшись вместе с ним двумя оставшимися. Обхватила его одной рукой, прижавшись к боку.
«Простите, господин Ферн, мне сейчас не до мыслей о приличиях».
Дрожь постепенно утихала. А Эмили лежала, прижавшись щекой к груди Ферна, слушала стук его сердца и горько размышляла о том, какими чудовищными путями иногда сбываются мечты.
***
Обычная ночная вылазка в Старый Ярнам. Улицы, знакомые до последней подворотни и последнего выщербленного камня мостовой. Обычные ликантропы, одичавшие собаки и заражённые горожане. Обычные кошмары, ставшие для Охотников реальностью.
Нет, именно в этот раз нельзя было сказать, что он попался по глупости, по рассеянности, что вёл себя неосмотрительнее, чем обычно. Если бы всё было так — от чего бы каждую ночь гибли Охотники по всему Ярнаму? Нет, это просто Охота. Её правила, которые меняются на ходу, и если не угадаешь — проигрываешь жизнь.
Ферн угодил в засаду. И такое бывает, и с опытными Охотниками тоже… В тумане не разглядел притаившегося в узком проходе заражённого. Нет, он не сунулся в ограниченное пространство, преследуя ликантропа. Занятый схваткой, он просто не заметил, как позади из белёсой пелены бесшумно выскочила закутанная в бесформенное тряпьё сгорбленная фигура.
Противный визг заражённой раздался совсем рядом за спиной, отвратительно пахнуло падалью, острые когти впились в плечо, рванули назад, у самого уха противно зачавкало… Безумная женщина рычала и визжала, стремясь впиться Охотнику в горло. А впереди готовился к прыжку раненый разъярённый ликантроп.
Ферн отбился. Сам не понял как, помнил только, что товарищи подоспели уже тогда, когда он лежал поперёк трупа чудовища и силился подняться на ноги. Плечо горело огнём. Наваливалась дурнота. Это яд. У этих тварей под когтями — трупный яд…
Шприцы с кровью закончились. У товарищей, судя по всему — тоже. Взволнованно переговариваются, ругаются. Сплёвывают. Подхватывают, укладывают на спину. Тело взмывает вверх, опора прогибается и раскачивается.
Зря… Не донесёте. Бросьте, спасайтесь лучше сами… Со мной всё…
***
…Ферн лежал на знакомом пригорке, вдыхая тонкий цветочный аромат. Едва слышно шелестели стебли травы, качаясь под лёгким ветерком. На лбу Охотника, как и прежде, лежала чья-то тёплая, нежная рука, не давая оглядеться. Но сейчас он твёрдо намеревался наконец-то выяснить, где находится — и кто так бережно хранит его сон в этом исполненном безмятежности и покоя месте.
Он попытался поднять руки — и, как обычно, встретил мягкое, но непреодолимое сопротивление, будто кто-то хотел дать ему понять, что здесь его тело ему не принадлежит. Но Ферн был полон решимости побороть это оцепенение и в полной мере обрести себя в этом мире сна.
Закусив губу от напряжения, он собрался с силами и слегка приподнял руки над землёй — сначала казалось, будто он пытается разорвать стальные цепи, но довольно быстро стало легче. Ферн медленно поднёс руки к лицу и коснулся прикрывающей глаза ладони.
— О, Флора луны и снов. О, малютки, о, мимолётная прихоть древних… Да пребудет Охотник в безопасности и найдёт он утешение, — раздался совсем рядом мягкий и печальный женский голос. Ладонь без сопротивления отодвинулась от лица, и Ферн зачарованно уставился на склонившуюся над ним девушку, которая показалась ему смутно знакомой.
Она была красива, но какой-то пугающей, неестественной красотой. Тонкие черты лица, маленький рот с печально опущенными уголками, большие глаза с радужками холодного светло-серого оттенка. Лицо незнакомки обрамляли пряди светлых волос, выбивающиеся из-под старомодной шляпки.
Ферн приподнялся и сел, повернувшись к девушке. Та не двигалась, только молча печально смотрела на него. В уголке глаза её что-то блеснуло… Слезинка?
— Приветствую вас, миледи, — сказал Охотник и почтительно наклонил голову. — Моё имя Корнелиус Ферн. Могу я узнать ваше? И позвольте спросить — что это за место?
— Добро пожаловать домой, добрый Охотник, — отозвалась девушка. Губы её шевелились, а зрачки оставались неподвижными, и это почему-то напугало Ферна до холодка по позвоночнику. — Отныне я буду беречь твой сон. А имя… Возможно, ты дашь его мне?
Ферн, холодея, вгляделся в лицо загадочной незнакомки. Оно казалось… Нет, оно в самом деле было неживым! Он слышал голос, печальный и дружелюбный, видел, как шевелятся губы девушки, но не замечал никаких иных подтверждений тому, что эти слова произносит она. Лицо оставалось абсолютно неподвижным, немигающие глаза смотрели в одну точку. Не бывает у людей таких бесстрастных, безжизненных лиц…
Кукла? Ожившая кукла?.. Сон, воплощённый во сне?
Не может быть. У неё мягкая и тёплая ладонь!
Рука незнакомки как-то вывернуто, неудобно лежала на её коленях, укрытых чёрной узорчатой тканью юбки. Охотник машинально потянулся к ней, взял двумя руками и легонько сжал. Тёплая, настоящая, человеческая кисть… Что же с ней не так?
— Я помогу тебе поддержать твой слабый дух, — мягко сказала девушка и положила вторую ладонь поверх его рук. — Возвращайся ко мне всякий раз, как тебе станет одиноко, тоскливо или тяжело на душе. Я превращу твою боль в твою силу. И не будет никого сильнее тебя — ни в мире яви, ни в мире снов…
Ферн невольно опустил взгляд на их сплетённые в нежном пожатии руки, а когда снова глянул в лицо загадочной хозяйки этого места — задохнулся и отшатнулся в ужасе. Очертания точёного кукольного личика расплылись, явив нечто напоминающее порождение самого жуткого кошмара. На миг Охотнику показалось, что вместо головы у девушки — огромный уродливый ком из чьих-то сплетённых между собой крошечных телец, и между их тонкими синюшными конечностями проглядывают болезненно-желтые глазные яблоки и жуткие кроваво-красные сферы, разламывающиеся пополам зубастыми ртами…
