С другой стороны, я же свалил Курощупа. Мне бы собраться, восстановить дыхание, привыкнуть к этому слабосильному телу…
Но меня уже повалил на землю и стали избивать ногами. Вандамм что — то орал, но его никто не слушал. Нос мне разбили сразу, потом сломали коленную чашечку.
Кто именно меня гнездит я уже разобрать не мог, но был уверен, что участвуют все четверо холопов, кроме выбывшего из боя Курощупа.
А потом я сквозь потоки заливавшей глаза крови из рассеченного лба увидел, как мне в шею стремительно летят вилы.
Всё, приплыли. Самое недолгое попаданство в истории, блин…
Глава 5 — Сестрица в пивоварнях
«Ибо что есть магия, как не избранничество? И никто не становился магократом по своей воле, но лишь по воле магии. Она сама избирает сосуды, куда влиться.
И поэтому первая инициация всегда травматична для магократа. Неофит должен отказаться от себя самого, от самой своей жизни и личности, чтобы магия вошла в него. Он должен быть смиренен, и отказавшись от самой жизни своей, открыть свою душу, чтобы магия вошла туда, не как гость, но как хозяин.
И потому магократы и правят, не только лишь по праву сильного, но по праву избранничества. Они выбраны магией, Вселенной, Богом, если хотите. А потому покорность подлых сословий — не есть вопрос политики. Это есть вопрос вселенского устройства»
Владимир Соловьев, русский философ,
«Liber Magocratiae», том IV
…А потом, за секунду до того, как мне в горло вогнали вилы, я вдруг преисполнился. Чего именно я преисполнился? Не знаю. Но преисполнился точно.
Меня вдруг обдало чем — то неотмирным, всё изменилось за одно мгновение. Мне стало страшно, но испугался я не смерти. Её я никогда особо не боялся. Тем более сейчас, когда я только что успешно пережил смерть, если можно так выразиться.
Мир вокруг неожиданно стал очень медленным, вилы приближались ко мне, как в замедленном раза в три видосе.
Я теперь мог рассмотреть гнездивших меня холопов во всех подробностях.
У Тодзи была крупная бородавка на носу, Гендо замахнулся, чтобы пробить мне с ноги в пах. Дрочило наступил огромной ступней размера пятидесятого мне на сломанное колено, а Синдзи был именно тем мудаком, кто решился запороть меня вилами.
Я все еще ощущал боль, но она была какой — то приглушенной, как будто не моей.
С одной стороны все мои чувства резко обострились — запах скошенного сена усилился, и холопы стали вонять еще пуще, чем раньше, и даже моё зрение как будто улучшилось.
С другой же стороны, все эти чувства были теперь покорны мне, я мог их регулировать, как будто мне вручили пульт управления собственной нервной системой.
Магия? Или сожравший меня на том свете Царь начал действовать?
Я не знал наверняка, в чём дело, да это было и неважно. Важно сейчас нахлопать дерзких холопов.
Я поднял руку и перехватил направленные мне в шею вилы. Это было легко, моя рука двигалась раз в десять быстрее, чем смертоносный сельхоз инвентарь.
Схватившись за вилы в руках Синдзи, как утопающий за канат, я подтянулся и резко поднялся. Дрочило, как раз пытавшийся задавить меня своей громадной ножищей, достойной самого снежного человека, опрокинулся и упал.
В воздухе вдруг мелькнула резкая и быстрая вспышка света.
Одинокий куст рябины, росший невдалеке от стога, где я развлекался с Рей, загорелся белоснежным пламенем.
Это еще что такое? Впрочем, плевать, мне сейчас не до кустов рябин.
Еще одна вспышка, и мои враги разлетелись в стороны.
Вилы остались у меня в руках, а обезоруженный Синдзи полетел прямо в стог сена. В тот самый, где барчук насиловал сестрицу холопа, да.
Гэндо и Тодзи повезло меньше, они пролетели около метра и припечатались оземь.
Тодзи вроде сломал себе кисть, а Гэндо был цел, но орал громче всех.
— Ну что, холопы? Еще бунтуете, сволочи? Или всё? — осведомился я.
Из моего разбитого лба и сломанного носа все ещё хлестала кровь, но кровотечение как будто уменьшилось. Сломанное колено, к моему удивлению, болело все меньше. Кроме того, и это было совсем уж удивительно, я твёрдо стоял на ногах.
Еще через мгновение я явственно ощутил, что колено заживает, я прям чувствовал, как кости встают в нужное положение и срастаются.
Я повертел в руках вилами, на манер японских мастеров бо. Получилось не слишком изящно, но невероятно быстро.
— Не так уж и плохо быть магократом, — доложил я холопам, сплюнув на землю кровь изо рта.
Тодзи и Гэндо упали на колени, вылезший из стога Синдзи присоединился к ним.
Не участвовавшие в потасовке Вандамм и его дочь тоже на всякий случай рухнули коленями оземь.
— Барин, прости нас! Прости! Бес попутал!
— Думаю, без бесов не обошлось, мда, — согласился я, вспомнив, как резко крепостные вдруг обрели храбрость и решили напасть на меня.
— Прощаю, — вынес я свой вердикт, а потом обратился к одному Синдзи, — Но вот ты, мудак, реально хотел меня убить. Вилы в горло — это смертельно, знаешь ли. Так что не обессудь.
И я отправил перепуганного Синдзи в нокаут верхним маваши гери.
Конечно, нехорошо бить сдавшегося врага, но ведь в моем родном мире Синдзи бы дали за такие художества лет пять колонии, а то и все десять. Так что пусть поваляется, подумает о своём поведении.
Я быстро осмотрел себя. Колено и нос срослись, и больше не болели. Похоже, магократы в этом мире умеют стремительно регенерировать, это неплохо.
А вот одежда и вещи регенерировать не умеют, это паршиво. Мундир у меня был разорван и заляпан кровью, смартфон вообще был сплющен, как будто его только что извлекли из — под пресса. Экран устройства теперь показывал только витиеватый узор из трещин.
Я на всякий случай потеребил единственную кнопку на корпусе смартфона, но устройство не включилось. Ну блин.
Потом я взглянул на рябину, все еще пылавшую посреди вечерних лугов ослепительным белым пламенем.
Рябина как будто смутилась от моего взгляда, будто я посмотрел на что — то запретное. Пламя тут же погасло, без всякого дыма. Рябина стояла целая и неповрежденная, этот неотмирный огонь не сжег на ней ни одного листа, ни одной розоватой ягоды.
Дрочило тем временем поднялся на ноги.
Я вдруг сообразил, что этот парень со странной формой головы и огромной рукой единственный из всех на колени не вставал и прощения у барина не просил. Курощуп тоже не просил, но тот был в нокауте, так что с него и взятки гладки.
— Да, — пробасил Дрочило.
— Что «да»? — не въехал я.
— Вы спросили, бунтуем ли мы. Всё еще. Я бунтую. Все ещё. Да.
— Ни фига себе, — я искренне восхитился, — Упорный малый. А еще красноречивый, и соображаешь быстро. Ну что же, давай продолжим, одинокий бунтарь.
Я отбросил вилы, сунул в карман ставший бесполезным кирпичом смартфон и жестом предложил Дрочиле нападать.
Парень и правда пошёл в атаку, довольно бесхитростную.
Дрочило замахнулся своим аномально огромным кулаком размером с арбуз, и побежал на меня.
Увернуться не составило бы труда, но мне охота было глянуть, сможет ли моя магия сдержать пудовый удар Дрочилы. Поэтому я остался на месте и тупо подставил блок.
Вокруг моей руки, подставленной под удар, заметались сине — желтые вспышки.
Это было ожидаемо и понятно, но вот почему такие же вспышки, только зеленые, заметались вокруг кулака Дрочилы?
Потоки света, исходившие от наших рук, соприкоснулись раньше, чем сами руки.
А потом эти потоки вступили в противоборство. Кулак Дрочилы застыл в полете, его зеленое сияние пыталось забороть моё сине — желтое, окутавшее поставленный мною блок.
Это продолжалось всего несколько мгновений, но в эти секунды мир вокруг будто перестал существовать.
Осталась только моя воля, а еще воля Дрочилы, и его кулак, сосредоточивший в себе всю мощь странного парня. Кулак замер в полёте, но я был уверен, что он не потерял своей кинетической энергии. И если Дрочило продавит мой магический блок — мне придется очень несладко.
