это был единственный случай, когда Говард растерялся. Я видела, что он определенно собирался прикончить одного из нас, поэтому я сказала, что это была моя идея, чтобы уберечь Ральфа от неприятностей.
Это был первый раз, когда меня арестовали.
Во второй раз я использовала лампочку фонарика, чтобы разрушить заброшенное здание.
У меня были смешанные воспоминания о полях вокруг Выхода. Но, в основном, хорошие. Это было единственное место в Далласе, где я могла видеть внешний мир. Энергия между столбами была не совсем непрозрачной. В ней было достаточно вещества, чтобы затуманить взгляд, но я все же могла различить две линии: одну четкую и синюю, а другую — с комьями и коричневую.
Вот и все. Эти коричневые комья были единственным реальным доказательством того, что за пределами Далласа был мир. И иногда мне казалось, что это были все доказательства, которые были мне нужны.
Нормалы не видели снов. Наверное, они просто закрывали глаза и теряли сознание до восхода солнца. И, когда я впервые рассказала Говарду о вещах, которые видела во сне, он был очень заинтересован.
Он включил функцию записи своего куба и попросил меня описать все, что я видела. Иногда он останавливал меня на полпути и задавал кучу вопросов. Это был единственный раз, когда я чувствовала, что Говард слушал меня — действительно слушал. Он, наверное, уже записал целую серию моих снов.
Но некоторые вещи я держала в себе.
Иногда мне снились сны, в которых ворота открываются, и мне позволяют выйти за пределы Выхода. В этих снах Ничто не такое, как говорил Говард. Здесь прохладно, зелено и тихо. Я больше не пахла мусором. Мне не нужно было беспокоиться о Ральфе.
Я не была хранителем. Я не хранила вещи. У Ральфа были полки с украденными при переработке вещами, которые он хранил, потому что они ему нравились, или на всякий случай. Если не считать испачканного матраса, визжащего холодильника и подержанного дивана, моя квартира была совершенно пуста. У меня была только одна вещь, о которой я действительно заботилась.
Я держала ее под краем помятого бампера Билла — чуть выше того места, где я зацеплялась рукой. Я нашла вещь в Цитрине в первую неделю работы: маленькую картинку океана, сложенную и выброшенную вместе с коробкой битого стекла. Когда-то она была частью школьного украшения, которую выбросили, потому что ламинированное покрытие начало отслаиваться с одного угла.
Я не думала, что когда-либо видела что-то столь прекрасное и утешительное. Это была единственная вещь, которую я когда-либо украла из мусора для себя. И каждый раз, когда я смотрела на нее, я снова чувствовала это утешение.
Но годы пребывания на мусорке, хоть картинка была аккуратно вставлена, взяли свое. Солнце обесцветило большую часть голубизны волн, а дождь направил полосы к песку.
Тем не менее, это давало мне некоторое спокойствие. Я могла смотреть на эту картинку все скучные моменты дня, оказываться так где-то еще. Мой разум переносил меня в эти пески, погружал меня глубоко в воду. Я была далеко от шума и запахов…
И полицейский закричал:
— Постой, остановись немедленно!
Билл замедлился и заглушил двигатель. Мы были в штаб-квартире полицейского управления Далласа: она находилась на полпути к Выходу и охраняла единственную открывающуюся часть стены.
Отсюда я видела проводящие столбы, предназначенные для разделения. Я не знала, как они открывались — это область знаний Ральфа. Все, что я знала, это то, что если кто-то захочет покинуть Даллас, он должен пройти мимо полицейского участка.
Штаб-квартира полиции находилась в приземистом бетонном здании. В самом здании не было окон, была только одна железная дверь. В верхней части двери была камера, установленная в углу. Я видела, как ее красный глаз мигал, когда она сосредоточилась на моем лице.
— Идентификация, — рявкнул на меня молодой человек.
Он высунулся из будки контрольно-пропускного пункта, сжимая винтовку в руке. Он был новым. Совершенно новым. По тому, как он сжимал оружие, я видела, что он понятия не имел, что делал. Вероятно, он даже ни разу не стрелял.
— Идентификация, — снова сказал он. У него было гладкое лицо, темные волосы и голубые глаза. Обыкновенный облик Нормала. Он пытался вести себя официально: повернулся так, чтобы ствол винтовки был слегка направлен на Билла.
Это было слишком заманчиво.
— Ах, я не могу — я потеряла оба больших пальца в результате трагической аварии на лодке на прошлой неделе.
Он нахмурился. Затем, долго обдумав мое заявление, он помрачнел сильнее.
— Что вы делали на лодке без надлежащего допуска, гражданка?
В Далласе не было лодок, потому что они нам не были нужны. Наш самый большой водоем — это фонтан посреди комплекса мэра — так он должен был сказать. Или он мог бы указать, что я только что вырвала сюжетную линию из вчерашней серии «Агента». Или он мог бы спросить меня, как, черт возьми, мне удавалось держаться за машину без больших пальцев.
В этом была разница между Нормалом и Дефектом: я могла быть уродливой, но, по крайней мере, я могла думать самостоятельно.
— Мне нужен ответ от вас, гражданка, — продолжил он. — Почему вы были на лодке без разрешения?
Его было трудно воспринимать всерьез. Мало того, что он все еще спрашивал меня о лодке, так еще и носил ярко-желтый жилет с надписью СВЕЖЕЕ МЯСО сзади и спереди.
Этот жилет являлся частью униформы офицеров-первокурсников. Младшие офицеры носили бронежилеты, а старшие — длинные черные плащи с достаточным количеством набивки, чтобы выдержать что угодно, кроме перегруженного солнечного взрыва. Рядом с настоящими офицерами первокурсники выглядели совершенно нелепо — в этом, наверное, и было дело.
Ребята из участка думали, что они были лучше других Нормалов. Они думали, что они были как-то более квалифицированы или опытны, потому что у них был более высокий уровень допуска, и они могли носить оружие. Правда в том, что они получили работу так же, как и все остальные в Далласе: они выиграли в лотерею.
То, что их идентификационный номер был взят из стопки одинаковых заявителей, не делало их особенными. Шериф Кляйн знала это. Поэтому она делала все возможное, чтобы первокурсники стали очень скромными, очень быстро.
«Свежее мясо» будет носить этот желтый жилет весь первый год обучения. Неудивительно, что он отчаянно хотел, чтобы его воспринимали всерьез.
— Отлично. Если вы не собираетесь дать мне прямой ответ, то мне придется вас записать, — он вышел из будки и прошел к сканеру. Затем он постучал по экрану дулом винтовки. — Удостоверение личности. Сейчас же.
