сей раз из флакона появился седой философ. Он кротко склонил голову, но его глаза высокомерно сверкали, а огромный лоб говорил о большой учености.
— Расскажи, как ты попал в этот хрустальный сосуд! — потребовал Сабирус.
— Один тиран завладел флаконом и узнал его заклинание. Он боялся меня и учения, которое я распространял среди его подданных. Меня заживо сожгли. Сработало заклятие, и моя душа попала во флакон. После этого тиран вызывал меня и пытался заставить выполнять унизительные трюки. Но хотя те, кто населяет этот флакон, должны отвечать на вызов, они вовсе не обязаны подчиняться приказаниям. Тиран был разочарован и страшно разгневался. Он пытался разбить флакон… В конце концов он сошел с ума. Следующий человек, который вызвал меня, хотел лишь послушать мои философские рассуждения. Но я говорил быстро и невнятно. Это очень его расстроило.
— Опиши внутренность флакона.
— Я отказываюсь.
— Ты понимаешь, что мое искусство настолько велико, что я смогу оставить тебя здесь на столько, на сколько пожелаю.
— Понимаю, страдаю от этого, но… отказываюсь.
— Тогда ступай, — и Сабирус опять произнес слова, снимающие чары.
ПРОШЛО БОЛЕЕ ТРЕХ часов. Уже шесть белых духов появлялись из синего флакона. Сабирус добрался до сорокового имени, выбранного из «Tabulas Mortem». Он так устал, что с трудом произнес его.
Тонкие прекрасные руки колдуна слегка дрожали от усталости, лицо осунулось. Хотя он и был защищен от банальных человеческих недугов, физического истощения он избежать не мог.
Маг произнес сороковое имя, и фигура удивительной женщины поднялась из флакона.
— Как ты попала туда? — спросил ее Сабирус. Колдун знал, что в свое время эта женщина была императрицей.
— Моего любимого убили, и я больше не хотела жить. Но человек, который принес мне ад, спрятал флакон под своим плащом и поймал мою душу в ловушку… Он много путешествовал… Обычно он вызывал меня в домах королей и приказывал танцевать для своих хозяев. Я выполняла его приказы, пока это развлекало меня. А он заработал много золота. Но однажды ночью во дворце одного из королей я потеряла интерес к подобным развлечениям. Я отказалась танцевать, и негодяя выпороли. Король отобрал флакон. Когда я попросила оставить меня в покое, король произнес заклинание, которое открыл ему мой мучитель. Забавно, но король записал заклинание неточно и не смог вызвать меня.
Женщина улыбнулась и прикоснулась к своим белым волосам из волшебной пены.
— Ты наверняка скучаешь по пышным одеждам своего времени, — предположил Сабирус.
— Напротив.
— Получается, что тюрьма, в которой ты очутилась, тебя устраивает?
— Разумеется.
— Опиши мне ее.
— Те, с кем ты уже общался, сказали мне, что ты спрашивал у них то же самое.
— Но все они отказались… А ты?
Женщина только улыбнулась. Задумавшись, Сабирус отправил ее обратно. Он отложил в сторону список с оставшимися именами и, взяв пробку из розового опала, заткнул флакон. Бульканье внутри прекратилось. Тем временем от камина потянулся запах, напомнивший чародею о Лунарии.
Флакон был проверен и готов к использованию. Перспектива обладать подобной вещью понравилась бы Лунарии. Все, что колдун дарил ей до этого, — детские игрушки по сравнению с волшебным сосудом. Капризные, изворотливые, склонные к постоянным переменам, обитатели флакона чем-то напоминали возлюбленную чародея.
Когда бронзовые башенные часы Вайма пробили четыре часа, возвестив о наступлении утра, железная птица с халцедоновыми глазами (пятое Устройство) приземлилась на балкон дома Лунарии.
Дом стоял на краю подвесного сада на восточном берегу реки. Лунария забавлялась, превращая ночь в день с помощью многочисленных ламп, пения, барабанного боя, трепетных звуков арф и назойливого грохота погремушек. Горящие окна ее дома были видны за многие мили. «Это дом Лунарии», — говорили люди, страдающие бессонницей. Все посмеивались над Лунарией, завидуя очаровательной женщине. Запах цветов, жареного мяса и хорошего вина витал над ее домом. Иногда в подвесных садах взрывали петарды, разбрасывавшие над крышей и стенами шафран, киноварь и снег. Но после восхода солнца окна дома Лунарии становились серыми. Там воцарялась тишина, как будто дом пустовал…
Железная птица Сабируса принялась царапать клювом оконное стекло.
Лунария с трудом разомкнула отяжелевшие веки и открыла окно. Она не удивилась и не испугалась птицы, потому что видела ее раньше.
— Мой хозяин спрашивает, когда он сможет навестить тебя.
Лунария нахмурилась.
— Он знает мою цену — подарок.
— Он заплатит.
— Пусть это будет что-нибудь доселе неизвестное и небезопасное.
— У него есть такой дар.
— Пусть приходит завтра, на закате.
ЗАХОДЯЩЕЕ СОЛНЦЕ ЗАСТЫЛО у самого горизонта. Вода и небо окрасились то ли в цвет раскаленной меди, то ли — перезрелого мандарина. Замерев над самыми высокими башнями Вайма солнце залило город багрово-красным сиянием, постепенно сменяющимся синевой и наконец превратившимся на востоке в полотно черного бархата с разбросанными по нему звездами; такое сочетание цветов и драгоценностей на одежде любого смертного и в интерьере любой комнаты выглядело бы безвкусным, но в непогрешимом и безупречном небе оно казалось прекрасным, выходящим за рамки воображения.
Тем не менее красота заката не вдохновляла Сабируса. Одним щелчком пальцев колдун мог вызвать иллюзию такого же или еще более великолепного зрелища. Поэтому Сабирус не замечал окружающего, летя по небу, расцвеченному пурпурными и багрово-красными лучами, на спине медного дракона. Дракон был шестым Устройством. Два огромных крыла с шумом поднимались и опускались на металлических петлях, рассекая воздух. Вот всадника и дракона коснулся последний луч светила, и металлический ящер засверкал, как само солнце. Жители Вайма с восхищением и страхом показывали на них пальцами.
Слуга отчаянно застучал в дверь опочивальни Лунарии.
— Госпожа, он здесь!
— Кто? — сонно спросила Лунария, не спеша открывать двери.
— Господин Сабирус! — закричал слуга, испугавшись ее забывчивости.
Дракон приземлился на террасе перед домом. Колдун остановил его одним-единственным словом. Он соскочил с драгоценного седла и, задумавшись, посмотрел на висячий сад. Деревья опасно клонились под тяжестью несобранных плодов, струи фонтанов вздымались к небу. Ночные цветы уже распустились и теперь источали пьянящие ароматы. В саду Лунарии не цвели дневные цветы… Иногда какой-нибудь садовник проползал по наклонным террасам висячего сада, чтобы проследить за ростом растений, течением воды. Но при любом неосторожном движении он мог упасть в расщелину глубиной в восемьдесят футов и разбиться насмерть.
Войти же в дом Лунарии можно было только через секретную дверь, о которой хозяйка сама сообщала своим клиентам. Или же спустившись с неба. Слуга выбежал на
