Сегодняшний день был неудачным. Явился местный капитан, наделал шуму, забрал с собой три роты и даже не пожелал объяснить, что к чему. Мало того, вскоре из Анты пожаловала адъюнктесса императрицы Ласэны. Ясное дело, воспользовалась каким-нибудь из этих проклятых магических Путей. Хотя капитан никогда не видел адъюнктессу, его трясло от одного ее имени. Истребительница магов, эдакий скорпион, которого империя держит в своем кармане.
Араган сидел, уставившись в стол, и ждал, когда капрал начнет говорить. Потом поднял глаза.
Приведенный новобранец, точнее, новобранка вконец озадачила сержанта. Араган открыл рот, собираясь произнести гневную тираду и выставить девчонку за дверь, но так ничего и не сказал. Предписания канского кулака звучали предельно просто: если есть две руки, две ноги и голова — брать. Генабакийская кампания была сущим адом, постоянно требовавшим все новых и новых солдат.
Араган улыбнулся стоящей перед ним девчонке. Руки на месте, ноги на месте, голова тоже. Пока.
— Ну что, девонька, желаешь пополнить ряды малазанского военно-морского флота?
Девчонка кивнула, холодно глядя на Арагана.
Лицо вербовщика застыло.
«Проклятье, ей ведь не больше тринадцати! Будь она моей дочерью… Но почему у нее взрослый взгляд?»
В последний раз он видел такие глаза в Генабакисе, когда проходил с ротой по земле, пережившей пять лет засухи и два года войны. Такие старые глаза бывают у тех, кто голодал и видел смерть.
— Как твое имя, дитя?
— Значит, меня возьмут?
Араган кивнул и вдруг почувствовал, что у него дико разболелась голова.
— Если у тебя нет особых пожеланий, свое назначение ты получишь через неделю.
— Я хочу участвовать в Генабакийской кампании, — не задумываясь, выпалила девчонка. — Хочу служить под командованием Железного кулака Дуджека Однорукого.
Араган заморгал.
— Я это учту, — тихо сказал он. — Так как тебя зовут, воительница?
— Печаль. Меня зовут Печаль.
Араган записал имя в рекрутскую книгу.
— Ты свободна, рядовая. Капрал расскажет тебе, куда идти. И смой грязь с ног, — добавил он.
Девочка ушла. Сержант еще какое-то время скрипел пером, и вдруг его пронзила мысль. Дождя не было уже несколько недель. Между тем грязь на девчоночьих ногах была серо-зеленого цвета, а вовсе не темно-красного. Араган отбросил перо и стал растирать виски.
«Ну вот, наконец голова проходит».
Герром находился в полутора лигах от моря, на Старо-Канской дороге. Некогда оживленная, дорога эта утратила былое значение, когда при императоре построили новую, идущую вдоль побережья. Теперь ею пользовались в основном пешие путники: местные крестьяне и рыбаки, носившие свой товар на продажу.
Куда бы ни взглянул Паран, повсюду валялись клочья материи, поломанные корзины и рассыпанные овощи. Последним свидетелем исхода был хромой мул, стоявший у обочины и утопавший ногами в горе риса. Он едва взглянул на проезжавшего лейтенанта.
Похоже, народ бежал по этой дороге совсем недавно; скорее всего, вчера ночью или же рано утром. Валявшиеся овощи были свежими, фрукты и зелень начали портиться только теперь, оказавшись под палящим солнцем.
Лошадь Парана двигалась медленно. В жаркой дымке появились окраинные строения Геррома — заштатного торгового городишки. Сложенные из кирпича-сырца, все они были похожи друг на друга. Парана удивило полное отсутствие людей. Неужели скрываются от жары? Ни одна собака не выскочила на дорогу, чтобы облаять всадника. Ни одной телеги, если не считать ту, опрокинутую, с застывшим в воздухе колесом. Жуткую картину дополняла мертвая тишина: ни птичьего щебетания, ни жужжания насекомых. Рука Парана потянулась к ножнам и наполовину вытащила меч.
Въехав в Герром, лейтенант остановился. Пока что ему было ясно одно: жители опрометью бежали из города, почти ничего не взяв с собой. Но кто же напал на них? Паран не увидел ни искалеченных тел, ни следов борьбы. Только домашний скарб, впопыхах брошенный обезумевшими от страха людьми. Паран глубоко вдохнул, медленно выдохнул, затем пустил лошадь вперед. Главная улица была, по сути, единственной городской улицей и упиралась тоже в единственное двухэтажное каменное здание имперской управы. Обитые жестью ставни были закрыты, тяжелая входная дверь — тоже.
Возле управы лейтенант спешился, привязал лошадь к торчащему из земли штырю, потом оглянулся назад. Пусто. Вынув меч из ножен, Паран подошел к двери.
Лейтенанта остановил негромкий дробный звук; звук был слишком тихим, и потому Паран услышал его только теперь, стоя перед тяжелой дверью. Изнутри доносилось неясное бормотание, от которого волосы у него встали дыбом. Паран просунул меч в щель и острым концом лезвия надавил на задвижку. Та поддалась. Затем он распахнул дверь.
В неясном свете Паран уловил какое-то движение. Помещение наполнял густой тяжелый запах разлагающихся тел. Лейтенанту стало тяжело дышать, во рту у него пересохло. Он остановился и подождал, пока глаза привыкнут к темноте. Затем он шагнул в переднее помещение, откуда и доносились непонятные гортанные звуки. Комната была полна… черных голубей, воркующих свои бесконечные песни. Под этим живым покровом находилось то, что было когда-то человеком. Распростертое тело лежало на полу, густо измазанное пометом. Удушливо пахло потом и смертью.
Паран шагнул дальше. Голуби зашевелились, но не обратили на него особого внимания.
Сквозь полумрак лейтенант различил несколько мертвых человеческих лиц с пустыми глазами. Их лица имели синюшный оттенок, будто эти люди задохнулись. Паран задержал взгляд на одном из солдат.
— Ох, вредно для здоровья носить форму в наши дни, — пробормотал он.
«Только птицы и услышат эту шутку. Кажется, такой мрачный юмор мне больше не по нутру».
Паран тряхнул головой и прошелся по комнате. Голуби с воркованием уворачивались от его тяжелых башмаков. Дверь в кабинет старшего офицера была приоткрыта. Через небольшие щели в ставнях внутрь проникал тусклый свет. Убрав меч в ножны, Паран вошел в кабинет. Мертвый капитан так и остался сидеть за столом. Его лицо покрывали пятна голубоватого, зеленого и серого оттенков.
Паран смел со стола птичьи перья и заглянул в бумаги, лежавшие перед капитаном. Маслянистые, осклизлые листы папируса раскрошились, едва он коснулся их пальцами.
«Тщательно убрать все следы», — вспомнил он приказ адъюнктессы.
Паран повернулся и быстро вышел наружу. Потом плотно закрыл дверь безжизненной имперской управы.
Едва ли местные жители поняли, что здесь замешана магия. И след, оставленный ею, не обрывался, а уходил дальше.
