— Ты умеешь? — сразу же спросил Тинкал.
— Нет.
Женщина с интересом разглядывала Бетарана.
— Твой любовник? — наконец спросила она.
— Мой брат, — Тагрия потянула повод, чтобы лошадь Бетарана подошла ближе. — Не трогайте его!
Пустые глаза ее брата смотрели куда-то сквозь разбойников. Плащ был распахнут, алый бархат камзола, того самого, в котором Бетаран был на пиру, покрыт пятнами от еды и вина. В короткой светлой бороде запутались крошки. Молодой разбойник прямо перед ними сделал тайком знак от колдовства.
— Отпустите нас, — попросила Тагрия. — У меня есть деньги. Драгоценности. Возьмите все, только оставьте нас!
Почему-то от ее слов все засмеялись. Все, кроме женщины. Она послала Тагрии тот же пронизывающий взгляд.
— Они все возьмут, будь спокойна! А тебя не тронут, пока я не разрешу. Ты поедешь с нами.
— А мой брат?
— Оставишь его здесь, и даже не думай… — начал Тинкал, но женщина снова его перебила:
— Если обещаешь делать, что тебе скажут, можешь взять его с собой. Правда же, Тинкал?
Тот бросил ей злобный взгляд:
— Будь я проклят, если стану нянчиться с полудохликом!
— Забудь, она сама с ним нянчится. А не будет слушаться, перережешь мальчишке горло. Идет?
Их спутники молча слушали, глядя то на застывшую в седле Тагрию, то на своих предводителей. Все они были обычными людьми, без примеси колдовской крови. Истинными людьми. Что побудило их поставить над собой проклятых колдунов?
Молчание затянулось. Беспокойно переступали лошади. Тагрия через силу распрямила сжатые в кулаки ладони. Будь она по правде магом…
Тинкал снова сплюнул.
— Идет. Ты все поняла?
Тагрия быстро кивнула. Что угодно, только бы они не тронули Бетарана.
— Едем, — приказал Тинкал.
Тагрия снова ехала по той же дороге к Ферру. Ее руки не связали, и повод лошади Бетарана все еще был у нее. Даже кинжал на поясе остался при ней — Тинкал небрежно взвесил клинок на ладони и, скривившись, вернул. Кошель, впрочем, забрал. Впереди и сзади ехали разбойники, так что убежать Тагрия не смогла бы, а помня угрозу Тинкала, не хотела и пытаться.
Грозные, похожие на великанов из детских сказок, дубы и вязы подступали теперь к самой дороге. Тянули ветви, словно хотели сомкнуть их над головами путников, шелестели молодой листвой. Под копытами шевелились их причудливые тени. Корявые корни торчали из земли, вгрызались в края древних каменных плит, но разрушить их не могли.
Женщина с дружелюбным видом пристроилась рядом. Она куда больше, чем ее спутник, походила на мага. Тагрия с непонятным чувством рассматривала ее, высокую, молодую — чуть старше двадцати лет, очень красивую необычной красотой магического племени. Примесь крови истинных людей смягчила ее лицо, оно не казалось таким угрожающим, как у женщин Долины. И все же от ее вида першило в горле.
Богатый, хоть и покрытый пылью дорожный костюм — узкое платье с разрезом, небрежно подобранное вверх, так что можно было видеть нижние штаны из плотной шерсти, короткий, украшенный бахромой плащ — отлично на ней смотрелся, но что-то подсказало Тагрии, что наряд с чужого плеча. Короткий изогнутый меч на левом бедре не походил на украшение знатной дамы, зато внушал почтение. Тагрия решила как-нибудь тоже обзавестись такой деталью туалета.
— Я Исара, — сказала женщина. — Я не вижу тебя изнутри. Это так странно. Как тебя зовут?
— Тагрия.
— Тагрия… А ты меня видишь? Там, изнутри?
Синеватый оттенок ревности, ненастоящая веселость. Злость и глубоко запрятанная боль.
— Да, вижу.
— Странно, — повторила Исара. — А по виду не скажешь, что в тебе наша кровь.
Тагрия улыбнулась одними губами.
— Ее и нет.
— Как?!
Исара с резким вдохом повернулась к ней. Она казалась и сердитой, и растерянной одновременно.
— Ты сказала, ты колдунья!
— Ты же тоже так сказала, — чуть смутившись, ответила Тагрия. — Я не лгу.
— Но если в тебе нет нашей крови, ты не можешь… Нет?
— Ну… Я училась немного у настоящего мага.
«Правда, он не знал, что я у него учусь».
— Настоящего — кого?
— Так себя называют колдуны. Я думала, ты знаешь.
Исара с завистью покачала головой.
— Я не видела настоящих. И он… тебя не убил?
В горле опять заскребло. Тагрия прикрыла глаза. Голос ее показался странно спокойным:
— Нет, не убил.
Разбойница недолго выбирала между гордостью и любопытством.
— Расскажи, Тагрия. Где ты его взяла?
Звон подков на камнях, бряцанье сбруи. Грубый смех за спиной — кто-то отпустил смачную шутку. Ехавший впереди Тинкал обернулся, сердито велел не отставать. Разбойники подстегнули коней, Тагрия последовала их примеру.
Восемь лет молчала, чтобы теперь рассказать все разбойнице? Да. Ну и что? Какая разница, кому? Слова жгли горло, но стоило им выйти наружу, становилось легче. И как Тагрия не лопнула, держа их в себе?
— Однажды моя семья оказала услугу… брату-принцу. Когда жрецы его обвинили, что он убил старого императора, и он сбежал. Мои родители помогли ему выехать из столицы.
— И не побоялись жрецов? — усомнилась Исара. — Он что, так хорошо заплатил?
Губы сами скривились в усмешку:
— Они очень боялись жрецов. А заплатил да, хорошо.
Брат-принц, приемный сын императора Атуана и его мнимый убийца, недолго уговаривал родителей двухлетней Тагрии. Он просто-напросто приставил нож к ее горлу и пообещал убить, если ему не помогут. Но этого она Исаре не расскажет.
— Ты знаешь, что колдуны воровали детей перед Нашествием?
Исара пожала плечами:
— Про них чего только не говорят.
— Это правда. Меня украли, когда мне было двенадцать. Притащили в свою Долину и заколдовали, — у Тагрии заныли плечи, там, где их поранили когти грифона. — Не знаю, может, сделали бы рабыней или убили бы, чтобы получить кровь.
Говорят, детская память ненадежна. Врут. Тагрия продолжила очень тихо — Исара наклонилась к ней, чтобы не упустить ни слова:
— Карий тогда еще не вернулся к императору. Он меня узнал. Расколдовал и увез домой. На своем грифоне. Вот и все.
И правда — все. Впервые за много лет назвала его по имени, и ничего не случилось, только внутри стало пусто. Зачем, зачем она выкинула перстень?! Исара молчала, то ли удивленно, то ли с недоверием, Тагрии не хотелось присматриваться.
— А потом?
Тагрия пожала плечами.
— Больше ничего.
— Но ты сказала, он тебя учил.
— Он не учил. Я расспрашивала, а он отвечал. Тогда, по дороге. И я запоминала. А потом…
— Стала тренироваться?
