— Только без паники. С ума сходить — дело житейское, со всеми случается, — добродушно заметил Джуффин, появляясь на пороге кабинета.
Подслушал, значит, мой дурацкий внутренний монолог. Обычное дело. Но мне, как всегда, стало немного неловко.
— Безумием от меня, надеюсь, не пахнет? — угрюмо спросил я, водружая на жаровню кувшин с камрой. — Или пора вызывать санитаров?
— Обойдешься, — отмахнулся шеф. — Санитаров ему, видите ли, подавай… Не того ты полета птица, чтобы на чужую помощь рассчитывать. Сам, все сам. Ну разве что я могу подсобить — советом, не более того.
— Понятно, — вздохнул я. — Все как всегда. Ну хоть объясните, что со мной происходит?
— Нет, сперва ты объясни мне, что с тобой происходит, — возразил Джуффин. — Я-то и сам вижу, но мне нужно, чтобы ты четко сформулировал. Для себя — в первую очередь. Ясное понимание проблемы — половина успеха, ты же знаешь.
— Ну вот вам четкая формулировка: я стал неуравновешенным, угрюмым, трусливым идиотом. И самое главное — непонятно, с чего бы? Когда меня от Книги Огненных Страниц скрутило,[8] так хоть причина была уважительная. Страшное древнее колдовство, мало кому выжить после такого удавалось, так что просто рехнуться — дело простительное. Но сейчас-то, сейчас…
— Не понимаешь, с чего бы? — ухмыльнулся Джуффин. — Вот это да! Причину-то понять проще простого. Где твоя светлая голова? Чего-чего, а ума меч Короля Мёнина тебе не прибавлял, так что давай работай, соображай.
— Меч Короля Мёнина? — изумился я. — Хотите сказать, это я без него бешусь? Но он же просто охранял меня от опасностей, а не… Или это была смирительная рубашка?
— Погоди, не тараторь, — остановил меня шеф. — Дай усталому старику спокойно выпить камры, прежде чем я захлебнусь в твоем монологе. Последнее желание приговоренного, ну?
На мой вкус, Джуффин как-то не в меру разошелся. Не то чтобы я всерьез ждал от него сочувствия и сострадания, просто не мог понять, с чего это он так веселится. Добро бы что-то интересное со мной случилось. А то ведь просто характер испортился, все как у людей. Или все-таки нет?
— Важно, чтобы ты понимал вот что: у тебя вовсе не испортился характер. И не надейся.
Шеф, как всегда, видел меня насквозь. Вот уж действительно, стоило просить меня помолчать, чтобы немедленно заняться чтением мыслей, куда более сумбурных, чем устная речь. Нечего сказать, логичный и разумный поступок!
— Ты именно такой и есть, с детства, — невозмутимо продолжил Джуффин. — Ничего страшного, бывает и хуже, тебе еще повезло. Прежде ты неплохо справлялся — и с нервами, и со страхами, и с другими проблемами. Но в последнее время отвык. Все же меч Мёнина тебя изрядно избаловал, а теперь его нет, и придется начинать все сначала, бедный, бедный мальчик… — на этом месте шеф ухмыльнулся, как натуральный людоед в процессе личного знакомства с будущим ужином.
— И все-таки, при чем тут этот грешный меч? — буркнул я, уже изрядно выведенный из равновесия всеми этими намеками.
Одно хорошо: я так рассердился, что темная тень в дальнем углу окончательно перестала меня тревожить. А о вероятной гибели Мира я и вовсе забыл. Такое вот несказанное вышло мне облегчение.
— А ты еще немножко подумай. Задавать вопросы имеет смысл только после того, как окончательно убедился, что сам ответ не найдешь. То есть очень, очень редко.
— Меч Короля Мёнина должен был беречь меня от смерти, — мрачно сказал я. — Так мне объяснила его Тень. Сказала, дескать, с этой штукой в груди я больше не буду «слишком живым» и, следовательно…
— Стоп! — Джуффин даже руку поднял, словно я не рассуждал, а бежал и меня действительно требовалось остановить. — Вот тебе и ответ. Слишком живым — как по-твоему, что это значит?
— То есть тяжелый характер, скверное настроение и страх перед всем, что шевелится, — это и есть проявления жизни?
— Совершенно верно, — обрадовался он. — Это и есть проявления жизни, лучше и не скажешь. Умеешь ты все-таки формулировать, молодец.
— Ну, должен же я хоть что-то уметь… И как мне теперь справляться с этими грешными проявлениями жизни?
— Как раньше справлялся, — пожал плечами шеф. — Насколько я помню, когда ты только появился в Ехо, ты держался молодцом. На людей не кидался — разве что изредка, да и то в основном на генерала Бубуту, а ему это только на пользу. И от страха в темной комнате не дрожал. Да что там темная комната — ты и на Темной Стороне в штаны не навалял, я тому свидетель. То есть, весьма вероятно, тебе было очень страшно, но ты успешно скрывал сей факт от окружающих. И возможно, от самого себя. Ты умеешь держать себя в узде, когда требуется. Вернее, умел. А теперь подзабыл нехитрое это искусство. Ничего страшного, вспомнишь. Куда ты денешься?
— Если бы я еще знал, с чего начинать, — вздохнул я. — А то ведь всех распугаю — кроме разве что вас. Вам, по крайней мере, все это кажется забавным.
— И не только мне, — ухмыльнулся Джуффин. — На Кофу тоже можешь рассчитывать. А начинать… Да собственно, хоть бы и с дыхательных упражнений сэра Шурфа. Зря, что ли, он тратил на тебя свое драгоценное время, обучал всякой душеспасительной ерунде из древних книжек? Если ты подзабыл его науку, не сомневайся, Шурф с огромным удовольствием начнет все с нуля, еще и спасибо тебе скажет за такую уникальную возможность. Парня хлебом не корми, дай позанудствовать всласть. И это — одно из его величайших достоинств.
— Ладно. Завтра же пойду к нему на поклон. А до утра мне как дожить? — сердито спросил я. — Вот прямо сейчас, когда вы уйдете домой, а я останусь в этом грешном кабинете, — что мне делать?
— Делай вид, будто у тебя все в полном порядке, — посоветовал Джуффин. — Ты удивишься, когда поймешь, насколько это эффективный метод. После того как сумеешь обмануть сам себя, тебе вообще все на свете станет по плечу. Впрочем, ладно. Сегодня можешь просто отправляться домой, толку от тебя сейчас все равно немного. А завтра, как проснешься, начинай заниматься собой. Сразу же, не откладывая до вечера, ясно? Не хотелось бы отправлять тебя в бессрочный отпуск по причине полной непригодности к работе.
Тут я содрогнулся и понял, что о неведомых неприятностях можно больше не тревожиться. Теоретических рассуждений шефа насчет бессрочного отпуска было вполне достаточно, чтобы полчаса рыдать, биясь башкой о дверной косяк, а после грохнуться в продолжительный обморок. Но я устоял перед искушением.
Сей неприятный, в сущности, разговор оказал на меня чрезвычайно благотворное воздействие. Следующие несколько дней своей жизни я посвятил почти исключительно дыхательным упражнениям; охотно взявшийся меня опекать сэр Шурф Лонли-Локли, впрочем, не питал особых иллюзий на мой счет. Говорил, дескать, знаю я тебя, ты за все берешься с энтузиазмом, которого хватает максимум на дюжину дней. А тут желательно хотя бы лет сорок над собой работать.
