– Что делает паршивая лайка из дальних пределов в этой клетке?
Эльф насмешливо оскалился:
– А что забыли наши черноухие соседи на границе империи?
Острое лезвие чуть сильнее надавило на шею.
– Здесь вопросы задаю я. Будешь дерзить, и эти вонючки завтра найдут в клетке труп. Итак?
– Я охотился. Удачно подстрелил пару мерзавцев в неделе пути от наших границ. И разозленное племя устроило на меня облаву. Как видишь, мне не повезло. Теперь они волокут меня к ближайшим шаманам. Надеются собрать побольше племен и устроить потеху.
– Что ж, они это заслужили. Давно им не попадался никто из твоих братьев.
– Конечно, черные трусы предпочитают сидеть поглубже в Лесах. А то вдруг ненароком стрела прилетит из степи, поцарапает драгоценную шкурку.
Незримый собеседник убрал кинжал и чуть сдвинулся вбок. Скосив глаза, пленник с интересом взглянул на стройную девушку, мрачно огладывающую стойбище.
– Больше двух сотен воинов. Плохо. Завтра или послезавтра они обратят внимание на мой след и пустят ищеек.
– Значит, в этой клетке станет на одного обитателя больше.
Эльфийка оскалилась:
– Братик мой, почти единокровный. Честное слово, я бы прирезала тебя сразу, но вот незадача – твои бренные останки привлекут ко мне излишнее внимание. Извини, тебе придется немного еще потоптать эти заросшие сорняками поля. Когда тебя кормят?
– Каждый день в обед, в самый солнцепек. Набрасывают петлю на длинной палке на шею, чтобы не кинулся. Запускают очередного смельчака, и тот пихает мне в рот дрянную кашу или еще что. На представление сбегается вся округа.
Эльф усмехнулся, разглядывая восторженную улыбку собеседницы.
– Хочешь, останься, они с удовольствием поставят тебя в первые ряды. Получишь наслаждение.
– В другой раз, неумеха, в другой раз.
Девушка показала тонкий кинжал, которым только что чуть не перерезала горло кровному врагу.
– Сделка. Отличная сталь. Легко спрятать в рукаве. Когда очередной смельчак попытается начать тебя кормить, ты за пару мгновений разрежешь ремень, прикончишь идиота и вырвешься наружу. Две сотни воинов тебе не одолеть, но свою жизнь продашь подороже. Надеюсь, тебя учили не только стрелы пускать из кустов по толстозадым пастухам.
Пленник задумчиво почесал кончик острого носа.
– А если я перережу крепеж клетки и удеру?
– Не годится. Наш след возьмут сразу же. И я не уверена, что смогу улизнуть. Я не могу стать невесомым мотыльком среди этих проклятых трав. Это не родной Лес.
– И что ты предлагаешь?
– Ты можешь умереть завтра как воин, а не как баран на заклании. Хороший выбор.
Эльф долго молчал, потом усмехнулся:
– Ты права. Живой и с оружием в руках я завтра тебе нужнее, чем мертвый и сейчас. Добавь чуть-чуть к сделке.
– Что ты хочешь?
– Пусть мое имя назовут на годовой встрече кланов. Хочу, чтобы родные спели по мне поминальные песни.
– Если вернусь живой домой, я выполню твою просьбу. Сделка?
– Сделка.
Девушка внимательно выслушала клановое имя пленника и спокойно передала кинжал рукоятью вперед.
– Если пробьешься сквозь толпу налево, вон там – овраг. Немало кустов, можешь какое-то время поводить их за нос.
– Я попробую.
– Удачи тебе, враг моего народа.
– Хорошенько спрячь след, щедрая девушка. Будет обидно, если я умру, и ты займешь мое обжитое место.
– Сплюнь. Веселой смерти, воин. – Черная тень растаяла в ночи.
Эльф аккуратно пристроил кинжал в рукаве. Попробовал пару раз, как надежно незаметно ложится рукоять в ладонь. Затем пристроился поудобнее и задремал. Наступающий день сулил добрую пляску со смертью: кровавую и бесшабашную. Многие завтра отправятся в гости к кочевым предкам. Десяток-другой врагов за одного эльфа – хорошая цена.
– Опасную игру ты затеял, сотник. Слишком опасную.
– И давно ты стал заботиться о чужой шее?
Алаэн переворошил угли в маленькой жаровне и поставил миску с похлебкой на прокопченную металлическую сетку над огнем. Пару минут погреть – и можно ужинать. Сидящий напротив него тучный тысячник недовольно поморщился.
– Когда сюда примчатся бумажные крысы с парой легионов, никто не будет разбирать, кто начал смуту. Вздернут всех.
– Будешь орать на всю округу – тебя повесят любимчики командира. Не ты один посматриваешь на место в центральной палатке.
– Но я не собираюсь…
– Поэтому оставшиеся десять лет так и просидишь тысячником над худшими солдатами в легионе. Отбиваясь от желающих надеть твой обитый золотым кантом плащ.
Толстяк обиженно засопел:
– Я честно отрабатываю свой хлеб.
– Тебе предлагают аккуратно сменить ожиревшую власть, забывшую про интересы легиона. А ты нос воротишь.
– Но нельзя же подниматься наверх по трупам товарищей.
– Товарищей? С каких пор командир легиона и десяток его преданных шакалов стали мне товарищами? Или ты забыл, что эта кодла не участвовала ни в одном походе легиона за последние годы? Их сунули нам после очередного сокращения, когда из семи легионов осталось пять. И в наш, третий, сослали эти отбросы, получившие титулы за счет богатых родителей. Прости, тысячник, но я с отребьем дружбу не вожу. Не приучен. – Сотник убрал зашкварчавшую похлебку на колченогий стол и отломил кусок хлеба. – И потом, с чего ты взял, что мы собираемся устраивать бойню? Никаких трупов. Никакого кровопролития. Все будет тихо и аккуратно. Пока любители молодых девочек на праздник помчатся в город, мы вскроем склады и оседлаем дороги с оружием в руках. Похотливые неудачники сядут под домашний арест. Их место займут настоящие солдаты. Проворовавшихся старейшин пинками отправим в тюрьму, перекроем границы провинции. И заглянем к наместнику.
– Наместника нам не простят.
– Да хранят тебя боги! С наместника не упадет и волос! Наоборот, он лично убедится, что в провинции полный порядок, никакой смуты. И подпишет новые назначения. Ведь лучше иметь надежные войска под боком, чем озверевших от крови бунтовщиков.
Тысячник задумчиво теребил нижнюю губу.
– Я поверю, что тебе удастся найти нужных людей в четырех легионах. Но в первом такая заваруха не пройдет. Он – лучший. Прикормленный. И не позволит устроить беспорядки.
– Мы придумаем, куда отослать строптивый легион. Когда они вернутся, ребятам придется сделать выбор. Или они примут сторону победителей. Или их разгонят.
– И зачем тогда тебе нужен я? У тебя все почти готово.
– Зачем? Потому что я всего лишь сотник. А ты тысячник. И твой голос будет звучать намного весомее, когда зажгут факелы и поднимут солдат.
Толстяк кряхтя поднялся и не спеша побрел к выходу из палатки. У самого порога буркнул:
