— Джесси, какого хрена?! — прорычал я.
Получилось, наверное, не очень убедительно. Одним голосом ее не проймешь. Поспешно заправив рубашку в брюки, я вывалился в гостиную и навис над нахалкой.
— Ну, и что тебе здесь надо?
— М-марк? — в голосе дрожь, в глазах решимость, подбородок вздернут, и вся она готова идти на штурм.
— Джесси, тебе что, заняться нечем? Пойди, посиди с ребятами в баре, отпразднуй наш очень приличный результат в гонке. Можешь даже немного выпить, я разрешаю. Здесь-то ты что забыла?
— Я… вот… — она протянула мне чек.
Я уставился на него, не веря своим глазам.
— Джесси, что это?
— Мы поставили на Уинд Стар всю нашу зарплату за прошлый месяц.
— Вы?
— Мы все. Ребята тоже. Мы хотели… в общем, вы не думайте, это только выигрыш. Никто ничего не потерял. Это на жеребца. Тэд говорит, вам понравились Шутер и Спринг Рейн. С этим вы сможете поторговаться за обоих. Разве нет?
— Сядь, — резко приказал я и сам опустился на диван.
Джесси птичкой пристроилась на подлокотнике кресла и выжидающе уставилась на меня. А я не знал, что сказать. Не мог понять, что случилось. Мне казалось, мои работники ненавидят меня. Меня трудно любить. Может быть, даже невозможно. У меня слишком тяжелый, агрессивный и волевой характер и слишком отвратительное, чтобы вызывать симпатию, тело. Меня не за что любить. Да и сам я не люблю никого. Кроме лошадей.
Я даже сына своего запретил себе любить, ведь я не вызываю у него ничего кроме ненависти. Мне больно видеть в нем уже проявившиеся, несмотря на все старания бывшей жены, первые признаки того безумного гормонального взрыва, что однажды превратил меня, молодого крепкого мужчину, в гору жира. Это заложено в генах, и поделать ничего нельзя. Разве что не позволять себе превращаться в аморфную массу, продолжая жить в отвращении к самому себе. Моему сыну еще предстоит пройти долгий путь, чтобы понять это.
А я уже пришел к финишу. Я смирился с тем, что ни чем не могу вызывать симпатии, и это не прибавило мне хорошего отношения к людям. Я перестал чего-либо ждать от них, кроме насмешливых и презрительных взглядов. Поэтому уже несколько минут пялился на лежавший на столе чек и не мог понять, как он здесь оказался.
Мои работники выиграли для меня деньги. Зачем? Я и сам мог бы это сделать, если бы посчитал риск целесообразным. Но я не рискнул. А они — рискнули. Едва ли кто-то обратил бы внимание на то, что одна из отхвативших куш в том забеге — моя наездница. Господи, да посчитай я возможным попросить их, я сам дал бы денег на ставку. Но мне и в голову не могло придти, что хоть кто-то откликнется на мою просьбу. А приказать такое… Я, конечно, тиран и деспот, но, честное слово, не самодур.
— Джесси… — голос почему-то изменил мне, и я почти прохрипел ее имя, — Джесси, почему вы это сделали?
— Чтобы вы купили производителя, — она уставилась на меня честными глазами, не желая понимать, что я имею в виду.
— Джесси, почему вы решили помочь мне? На такой вопрос ты можешь мне ответить?
Девушка замялась и опустила взгляд.
— Тэд попросил?
— Тэд предложил! — оскорблено взвилась она, — И все посчитали, что так будет правильно!
— Почему, Джесси?
— А разве нет? — все больше распалялась девушка, — Вы посмотрите, все наши кобылы взяли призовые места на этом дерби. Еще год-два и Красная Шэрон станет чемпионкой. А может и Протока тоже. Нам нужно хорошее потомство от них!
— Я и так собирался купить производителя, Джесси. И вы это знали. Так зачем собрали деньги на второго?
— Вы собирались купить кохейлана, Марк! А сиглави нам нужен тоже!
— Это ты так решила? — я почувствовал, что начинаю тихо звереть.
Девчонка, конечно, права по всем пунктам, но права решать ей пока никто не предоставлял.
— Нет, босс, это вы так решили. Потому к обоим и приглядывались. Марк, мы просто хотели помочь.
Я вздохнул и прикрыл глаза. Злость прошла, осталась растерянность.
— Почему, Джесси?
— Что "почему"?
— Вот ты лично, почему ты захотела помочь старому, толстому, вечно орущему на тебя хозяину?
— Ну, во-первых, вы не старый.
— Я вдвое старше тебя.
— Подумаешь! — фыркнула эта нахалка, — Вам еще и сорока-то нет. Во-вторых, вы всегда орете по делу. Конечно, могли бы и не орать, а сказать спокойно, но такой уж вы, что ж поделать.
— Весьма великодушно с твоей стороны, — проворчал я.
— Ну и в третьих, по мне так лучше быть крепким подвижным толстяком, чем тощим анемичным доходягой.
— На себя посмотри! Вешалка!
— А что на меня смотреть? Я не доходяга и смотреть на меня особого удовольствия никому не доставит. Ну и последнее…
— Постой-ка, что значит, не доставит удовольствия?
— Бросьте, Марк, мы говорим не обо мне.
— Я — босс. Спросил — отвечай! — я сам не заметил, как опять повысил голос.
— Тиран! — хмыкнула Джесси.
— Какой есть. Отвечай, в чем твоя проблема?
— Нет у меня никакой проблемы!
— Врешь!
— Не вру. Что, если я трезво оцениваю свою внешность и понимаю, что не красавица, это проблема? Еще скажите, что у меня заниженная самооценка! Не дождетесь! Я лучшая наездница в этой стране, и через несколько лет все об этом узнают!
Я вздохнул и снова прикрыл глаза. А что я ожидал услышать? Джесси действительно трудно назвать красавицей. Слишком крупные для маленького личика черты, оттопыренные, не прикрытые коротким ежиком волос уши, непропорционально длинные руки и ноги. И все это при росте четыре фута и десять дюймов и весе 80 фунтов. Она скорее похожа на смешную обезьянку, чем на девушку. Но есть в ней что-то завораживающе милое.
— Хорошо, сдаюсь. У тебя нет проблем. А что на счет меня? Ты вроде не договорила.
— А, не важно, — Джесси махнула рукой.
— Угу, конечно, не важно. Просто тебе нравятся подвижные толстяки, и поэтому ты решила рискнуть своей месячной зарплатой, — я усмехнулся, — Ты пока не привела ни одного достойного аргумента, чтобы я понял причины вашей благотворительности.
— Хорошо, — девушка закусила губу, — Я не знаю, как это объяснить…
— Что именно?
— Вы и лошади.
— Я и лошади? Я люблю лошадей, Джесси. Действительно люблю. В отличие от своих работников, которые вечно норовят навредить моим лошадям своей халатностью или глупостью. Вас я не люблю. Вас я терплю потому, что моим лошадям вы все-таки нужны.
— Я знаю, — Джесси вдруг задорно хихикнула, — Вы прощаете нам наше существование, потому что мы нравимся вашим лошадям.
— И, тем не менее, вы решили мне помочь. Старому толстому скандальному мизантропу, который дает вам право на существование только в угоду своим лошадям. Почему?
