— Такое вино нужно пить до дна, юноша, — наставительно замечает подсевший.
— А я люблю растягивать удовольствие, — отвечаешь ты, созерцая руну своего собеседника, прикидывая, какие изменения в нее лучше внести. Приговор уже вынесен. Остается его вырезать в виде руны. Никакого материала под рукой нет, но воздух — тоже подходящий материал.
— Да пейте же, юноша, что вы стесняетесь, что ли? — рука подсевшего ложится на плечо.
«Да, конечно, пейте! Там небось дурь какая подмешана, чтоб увести потом без помех захмелевшего мальчишку. А хозяин небось еще подумает, мол, повезло парню, нашел себе богатого любовника!»
Ты делаешь вид, что глотнул как следует, и прикрываешь глаза. Чужая рука на колене. Накрываешь ее своей. В другой — руна. Руна, напряженно ждущая своего часа. Ничего, уже недолго. Теперь сделать вид, что засыпаешь, и дело сделано. Да. Точно. Тебя аккуратно подымают и куда-то ведут. Куда? Как это — куда? К разделочному столу, конечно…
— Слышь, парень, не ходи с ним!
Это хозяин. Он так некстати вмешался. Руна уже зажата в твоей руке… она ждет своего часа… ей недолго ждать… как только этот тип вытащит нож, ты…
— В чем дело, милейший? На каком основании вы пристаете к моему спутнику? Это не делает чести вашему заведению.
А это подсевший к тебе мерзавец. Он ведет тебя к выходу, обнимая за талию. Насколько другой у него голос, когда он сердится!
— А мне плевать, делает или не делает! — хмуро роняет хозяин трактира. — Слышь, чего говорю, парень? Не ходи с ним, я тебе работу дам!
— Юноша вправе сам решать, — возмущенно говорит твой спутник.
— Вот пусть и решает, — бурчит хозяин трактира. — Я свое слово сказал.
И опять трогает свою головную повязку.
— Кстати, где-то я вас видел, господин… — вдруг добавляет он, пристально вглядываясь в лицо твоего спутника. — Или что-то о вас слышал… или…
Твой спутник стремительно разворачивается, почти бегом бросаясь прочь. Хлопает дверь трактира.
— Экая сволочь, — бурчит хозяин. — А ты… ты ведь на дурачка не похож. Зачем хотел с ним пойти?
— Вообще-то я хотел его убить, — отвечаешь ты, комкая неподатливую руну, растирая заколдованный воздух меж пальцами. Несбывшаяся смерть рассыпается незримым пеплом.
— Убить, — бурчит хозяин. — Убил котенок тигра…
И опять трогает свою повязку, с сомнением глядя на тебя.
* * *
Владыка Зари медленно открыл глаза. Он не мог понять, что с ним и где он находится. Пустота в мыслях и странная скованность во всем теле. Странная, непонятная, пугающая скованность…
Он, который был способен единым движением бровей сотрясать горы, слабым мановением мизинца прерывать сотни и тысячи жизней, творить вещи, мысли, чувства, искажать реальность согласно своим прихотям в пределах, допущенных Богами… теперь он не мог попросту встать… или хотя бы понять, где и почему он находится…
Страшнее всего, что он даже не помнил, как сюда попал. Пустота в мыслях… пустота в сердце… пустота там, где должен струиться могучий, незыблемый поток… пустота…
«Да что же это? Что? Неужто это уже… оно?»
Волшебный рассвет не струился по телу мощным потоком, всесильная заря не улыбалась из-под его ресниц, утреннее золото магии отзывалось вяло и неохотно. Магическую силу приходилось звать… и дожидаться, пока придет. Проще было пошевелить пальцами рук. Впрочем, и это давалось с большим трудом. Немота, сухость во рту… он даже испугаться толком не мог — сил не было. Обычных человеческих сил.
Собрав всю волю в кулак, он со стоном перекатился набок и замер, пораженный.
Пиршественная зала.
Большая пиршественная зала.
И он — на полу, один…
Один — посреди залы. Один.
Пир был в самом разгаре… пир, веселье, смех… а потом все внезапно бросились бежать… Он не помнил, как это случилось, но оброненные кубки, перевернутые кресла и недоеденные яства говорили сами за себя.
Они сбежали… сбежали… бросили его одного!
Значит, и впрямь — оно…
Даже в мыслях своих он страшился произнести имя своего давнего и ненавистного врага, имя своего ужаса и отчаянья. Ибо есть в мире нечто, с чем никакая магия не справится.
Сильнее любого высокого лорда — истинного мага — только Владыка Зари, в ком магическое золото утра проявляется с наибольшей силой, а сильнее Владыки Зари только смерть… смерть и вечная ночь.
Владыка Зари боялся смерти.
Высокие лорды не умирают, как прочие, они живут долго, куда дольше обычных людей. Они могут прожить почти тысячу лет — если, конечно, яд, сталь или магия не оборвут их дыхание раньше. А само умирание…
Высокие лорды всегда знают, когда приходит их время. Говорят, когда-то они заключили некий договор с Богами, и те даровали им возможность знать… знать, чтобы успеть закончить свои дела на земле.
Когда приходит время умирать — высокий лорд засыпает… засыпает прямо посреди дня, невзирая ни на что. И это — первый удар погребального колокола, первая песчинка в перевернутых песочных часах. Высокие лорды умирают не сразу.
Он проснется, и оцепенение покинет его, прежние силы вернутся к нему, тайная магия Зари вновь коснется его сердца. Но все же… он станет немного слабее. И так каждый раз. Все чаще и чаще… А этот всепоглощающий дневной сон… он все глубже, все продолжительней… все трудней от него очнуться. И все меньше сил. Мощная река магии разбивается на отдельные ручейки, ручейки слабеют, мельчают, пересыхают… Такое умирание может растянуться лет на тридцать, а иногда — почти на сто. Достаточно, чтоб привести в порядок свои дела на земле.
Достаточно?!
Вся жизнь некоторых простолюдинов оказывается куда короче, чем это величественное, царственное угасание. Золото зари не сразу охватывают сумерки.
И все же… этого мало. Подобная участь кажется благословенным подарком Богов лишь в начале пути. Впрочем, вначале об этом и вовсе не думаешь. Когда же и впрямь подходишь к этому порогу, начинаешь понимать, что этого нестерпимо мало, что тебя обокрали, определив ничтожную долю. Да и как удовлетвориться жалкими крошками тому, кто привык хватать жизнь полными горстями? Как?!
Это простолюдинам легко умирать, они и не жили-то, собственно. Ибо можно ли, не кривя душой, назвать жизнью их бессмысленное и бессильное существование? Их скотское барахтанье в грязи? Жалкое трепыхание на границе дня и ночи? Краткий миг. Едва ты успеваешь продрать глаза, как уже наступает вечная тьма. И это — жизнь? Вот уж нет!
Но когда ты могуч, силен и деятелен… когда у тебя столько всего еще намечено… это подлость со стороны Богов — потребовать жизнь в такой момент. Самая настоящая подлость! Он ведь столько всего еще не успел…
