До центрального железнодорожного вокзала оставалось не более десяти минут езды. За это время Дарк успел связаться с несколькими преданными учениками-морронами и отдать необходимые указания адвокату. «Они ничем не рискуют, – успокаивал себя Дарк, мучавшийся угрызениями совести, что впутывает в свои дела посторонних, – им ничего не сделают, они только выполняют распоряжения своего наставника и не могут знать о его опале. Совет не обвинит их ни в чем, разве что в глупости, которая, как известно, порок, но не преступление».
Дарк отогнал машину на платную стоянку. Конечно, разумнее было бы бросить ее прямо на площади, но радужная перспектива разбираться по возвращении еще и с полицией заставила его поступить, как подобает каждому порядочному герканцу.
Опасливо осмотрев ряды пустых машин на нижнем ярусе привокзальной стоянки, Дарк двинулся к лестнице, ведущей наверх. Хвоста за ним не было, но неожиданно появившееся несколько минут назад тревожное чувство, что за ним следят, не давало расслабиться и заставляло постоянно держать правую руку на молнии куртки, где находилось достаточно крупнокалиберных аргументов для любого спонтанно возникнувшего спора.
Жизнь города замирает с наступлением сумерек: улицы пустеют, избавляясь от непрерывного движения суетливой толпы и бесконечных потоков машин. Куда-то уходит, исчезает монотонная какофония тысячи различных звуков, сопровождающая активность обитателей. И лишь здесь, на вокзале, времени не существует, жизнь течет по иным законам.
Несмотря на глубокую ночь и размеренный сон города, вокзал продолжал существовать в привычном для него темпе смены надписей на электронных табло прибытия и отправления поездов, повинуясь своему единственному божеству – расписанию и не обращая никакого внимания на подобные мелочи, как заход и восход солнца, погода или смена времен года.
В главном зале центрального вокзала было многолюдно и невыносимо шумно, работали кассы и забегаловки, постоянно гудела и двигалась толпа, то разбиваясь на отдельные группки индивидуумов, то сливаясь в перемещающиеся в одном направлении потоки голов.
Дарк сидел за столиком в маленьком уютном кафе на втором этаже зала, разыгрывая из себя пассажира, беспечно коротающего время за чашечкой кофе в ожидании поезда. Как только он переступил порог зала, непонятное чувство тревоги не покинуло его, а наоборот, усилилось, стало неимоверно сильным, парализовало сознание. Беглец даже занервничал, чувствуя, что опасность где-то рядом, но не в состоянии понять, в чем же она заключалась. Самыми сложными были те десять минут, что пришлось отстоять в очереди перед окошком кассы, повернувшись к находившемуся в толпе источнику угрозы спиной и ожидая внезапного нападения призрачного врага.
Напряжение немного спало лишь после того, как он купил проклятый билет и поднялся сюда, в безопасное место, откуда можно было неторопливо и методично осмотреть зал, визуально разбив его на условные сектора и отфильтровав из толпы подозрительных, с его точки зрения, людей.
В повседневной жизни морроны предпочитают держаться подальше друг от друга, охотнее общаясь в быту с обычными смертными. Стремление избегать встреч с себе подобными и навязчивая идея духовного одиночества не были заложены в них изначально природой или, точнее, коллективным сознанием, скорее наоборот: являлись пережитками человеческой сущности.
Уже на пятом году совместной жизни большинство супругов не может видеть свою «ненаглядную половину» более восьми часов в день, с течением лет взаимная терпимость становится и того меньше. Что же говорить о морронах? Им приходилось общаться между собой на протяжении многих сотен лет, кто же тут выдержит?
О странном увлечении Дарка играть в частного детектива и охотника за головами знали немногие, пожалуй, только члены Совета да парочка исполнителей, выполняющих мелкие поручения типа сегодняшнего. В их глазах «старина Аламез» был законченным трудоголиком, не умеющим отдыхать и разумно распоряжаться свободным временем. У него же было свое особое мнение на этот счет. «Жизнь – как шахматная доска, – часто говаривал он ученикам из числа молодого пополнения клана. – Сегодня ловишь ты, а завтра – тебя!»
Охотиться он умел, но многолетняя практика сыска дала и знания, необходимые для выживания в роли дичи. Дарк учился, учился на промахах своих «подопечных», перенимая новые трюки и уловки, всегда стараясь быть лучше и хитрее их. Если у охоты есть свои сложившиеся веками законы и традиции, то и бегство – искусство, а не просто быстрое перемещение ногами по команде «Ломись!».
Правил, точнее заповедей, умелого беглеца было всего пять:
1. Ты должен находиться в постоянном движении. Перемещайся хаотично, бессистемно. Путай след, не жалея ни сил, ни времени, ни денег на покупку билетов в какое-нибудь далекое Какманду, в которое, конечно же, никогда не полетишь, или на крюк в несколько сотен миль в произвольно выбранном направлении.
2. Темп перемещений должен быть аритмичным: то бежишь что есть сил, то ложишься на дно.
3. Необходимо быть непредсказуемым, избегать стандартных решений и понятных преследователям целей.
4. Каждый шаг – что-то новое, не характерное для тебя раньше. Нельзя допустить, чтобы преследователь изучил твою манеру игры и начал думать, как ты.
5. Догмы и правила умерли вместе со спокойной жизнью. Поступай глупо и нелогично, если того требует твое чутье.
В ту ночь Дарк Аламез нервничал не из-за близости неприятеля, а потому, что его нашли слишком быстро, в течение какого-то получаса. Что-то шло не так, не так, как он рассчитывал, а значит, инициатива в игре уплывала из его рук, ситуация становилась неконтролируемой и грозила в любой момент повернуться непредвиденным, плачевным поворотом событий.
Зрачки моррона находились в непрерывном движении, взгляд скользил по головам и перескакивал с одного подозрительного лица на другое, искал, даже точно не зная, чего именно: странности в поведении, озабоченности, нервозности, ненависти в глазах, чего-то характерного для наблюдателя, на время потерявшего из виду свой объект.
Дарк устал, толпа постоянно менялась, и в ней появлялись все новые и новые лица, а чувство тревоги не исчезало, грозя вот-вот перерасти в бесконтрольный психоз. Наконец-то взгляд моррона прекратил бегать по залу и застыл, из груди вырвался вздох облегчения, а на губах заиграла улыбка.
«Ну конечно же, как я не догадался сразу, – пришло к нему озарение при виде двух импозантных девиц с небольшими дорожными сумками, элегантно перекинутыми через плечо, – теперь все встало на свои места». Парочка непринужденно болтала возле табло, как будто поджидая задержавшихся возле билетных касс дружков. Девушки явно имели богатый опыт слежки и ничем не выделялись из толпы, за исключением такой несущественной, неприметной для спешивших по своим делам людей детали, как отсутствие теней.
