Со стариком мы больше не разговаривали. Ну, то есть, не молчали, как рыбы, а просто не вступали в дискуссии, он что-то спрашивал по делу, я отвечал, и он так же. Ничего лишнего, никаких споров и никаких рассуждений. Меня это устраивало, его, казалось, тоже. Больше непонятный синдром болтливости на меня не нападал.
Эти три дня мне было чем заняться. Рядом с тем местом, где меня бросили мои несостоявшиеся убийцы, Прохорович нашел мой рюкзак и принес в избушку. Когда мои вещи швырнули в сторону, рюкзак упал на камень и ноутбук разбился: две здоровенные трещины поперек экрана — это только внешние повреждения. Включаться он еще включался, но то и дело гас и периодически не выполнял команды. Короче говоря, технике точно пришел полный капут. Интересно, что мой ноут такого сделал, что смерть не заставила себя долго ждать?
Что ж, во всяком случае, теперь мне было чем заняться.
Я разобрал свою умную машинку и без зазрения совести копался в ее содержимом, кое-что я наладил, но зависать комп не переставал, и я понял, что великого мастера-чинителя из меня не выйдет. Впрочем, нет худа без добра, ноутбук прослужил мне уже несколько лет и вполне заслужил достойную смерть.
В тот вечер Прохоровича не было, кто его знает, куда его унесло. Скорее всего опять ушел собирать бутылки.
Я чувствовал себя неуютно. Было ощущение, что меня что-то гложет, но я не мог понять что. Дурное предчувствие, если это можно было так назвать.
В какой-то момент, закончив возиться с ноутбуком, я понял, что мой мочевой пузырь зовет прогуляться. Дремучий случай, почему все всегда так не вовремя! Один я на улицу не выползу, штормит как-никак. И что дальше?
Промучившись с полчаса и убедившись, что старик не собирается возвращаться, я решился на героический поступок — встать. Спустил ноги с койки, глубоко вздохнул и поднялся. Сначала схватился за перевязанный порез, потом выпрямился и тут же еле успел ухватиться за вешалку на стене, благо, меня качнуло не носом вниз, а в сторону. Так, кое-как передвигая ноги, я добрался до двери, в прямом смысле по стенке. Голова кружилась так, как на карусели, а перед глазами то и дело мелькали звездочки и цветные пятна, похожие то ли на медуз, то ли на амеб. В и без того больной голове в ответ на ассоциацию немедленно заиграла песенка: 'Мы веселые медузы, мы похожи на арбузы…' Да уж, какие еще арбузы? Совсем крыша едет.
Я, наконец, добрался до двери, взялся за ручку, а воображение уже выдавало: 'Мы веселые амебы, мы похожи на сугробы'.
И вот я выбрался на улицу. Ух! Свобода! Пожалуй, это было самое долгое двухметровое путешествие в моей жизни.
Сделав свое дело и, кое-как не рухнув вниз, я отправился в обратный путь. Это только кажется, что преодолеть два метра — всего ничего, мне этот путь дался тяжело, а теперь еще предстояло добраться обратно.
Где запропастился этот Прохорович? Я готов был простить ему все существующие смертные грехи, только бы он дал руку и помог добраться до койки. А потом пусть хоть про судьбу, хоть про бога вещает, я буду все слушать и послушно кивать.
Я обвел взглядом кладбище, но никого так и не увидел. Пусто, как… да, именно что как на кладбище!
И вдруг мой взгляд наткнулся на фигуру в белом.
'Уп-с…'
Я с трудом сглотнул ставшую вдруг вязкой слюну и чертовски пожалел, что рожденные ползать летать не могут. Страх пробрал до костей. Дремучий случай, ну почему глюки такие реальные?!
Фигура в белом приближалась. Женщина. В белом. Полупрозрачная. Длинные черные волосы, бледное лицо… Та самая, которую я видел тогда, когда терял сознание, лежа под дождем, чей силуэт я сначала принял за мамин
— Ро-о-о-ма-а… — протяжно позвала она. — Подожди-и-и…
Ага, щас! Только шнурки поглажу!
Адреналин как-никак вещь полезная. Я так перепугался, что все же кое-как ускорился, ввалился в домик старика-отшельника и сполз вниз по захлопнувшейся двери.
Ух… Грудь тяжело вздымалась, порез опять разболелся. Вот это глюки, так и обделаться можно, или рехнуться к чертовой матери.
Сидя на полу, я опустил лицо на руки и нервным движение потер глаза. Привидится же такое!
А когда поднял голову, обнаружил, что женщина в белом стоит в полуметре от меня.
— А-а-а! — я заорал, будто меня пополам режут тупой пилой.
— Ром, ну не кричи, — взмолилась женщина. — Все хорошо.
— Хорошо?! — заорал я еще громче. — Где хорошо?! Кому хорошо?!
— Рома, ну послушай меня, — приведение протянуло ко мне руку, и я заорал еще громче.
В этот момент дверь за моей спиной распахнулась, и на пороге появился встревоженный Прохорович.
— Чего орешь? — не понял он. — За километр слышно, я чуть не оглох.
Я обернулся. Призрак исчез.
— Из-за нее ору, — я ткнул пальцем туда, где только что стояло приведение. — Она там была! Женщина!
— Горе ты мое, — вздохнул старик, помог мне встать и усадил на постель. — Уймись.
Дремучий случай, ничего себе — уймись. Это ему, может, привычное дело, когда полупрозрачные гости захаживают, а мне как-то не хорошо после таких посетителей.
— Здесь только что было привидение, — еще раз попытался я объяснить. — Настоящее!
Прохорович посмотрел на меня, как на идиота.
— И что? — спросил он через бесконечную минуту.
— Как это — и что?
— Ты, что, не знал, что по кладбищам ходят призраки? Это все знают. Только их не все видят.
— Вы издеваетесь? — я решил на всякий случай уточнить.
Мне казалось, что я сошел с ума.
— Нет. Я тоже вижу призраков. Их многие видят. Эх, еще слышать бы. Они вечно что-то сказать хотят, но мы, живые, их понять не в силах.
— Как это не в силах?! — я аж подскочил на койке. — Она сказала: 'Рома, подожди, все хорошо'.
В ответ старик удивления не выразил, только пожал плечами:
— Тогда ты уникум, я еще ни разу не слышал, чтобы кто-либо мог понимать призраков. Или ты очень сильно ударился головой.
И он усмехнулся.
— Что смешного? — огрызнулся я.
— Ну, сам посуди, раз ты единственный, кто их слышит, они тебя в покое не оставят.
Дремучий случай…
Я закатил глаза и плюхнулся лицом в подушку. Потом вытащил ее из-под лица и накрыл ей голову. Меня трясло.
Когда тебя просят о чем-то, что является неимоверно сложным, всегда хочется отказать. А что делать, если больше помочь некому?..
Три дня прошли на нервах. Больше ко мне никто не являлся, но от этого было не легче, потому что я все время ждал что обернусь, и передо мной вновь предстанет та самая женщина в белом.
Бред! И я сам это понимал. Бояться надо тогда, когда на это действительно есть повод, а если трусить заранее и постоянно, можно просто свихнуться.
