– Из машин тушки на земле не видны. А мы… Что мы? Двое стоят… курят…
Стен глубоко затянулся. Похоже, дрожь начала проходить.
«Романа сигарета убила бы… наверняка… – подумал юный чародей. – А мне, интересно, можно курить? Или тоже копыта откину?»
– Ну все, поехали! – Алексей подтолкнул брата назад к «Форду».
– Они ж тебя запомнили.
– Это вряд ли, – хмыкнул Стен. – Из их памяти этот день попросту смыло. Впрочем, пусть и запомнили. Что с того?
– Надеюсь, у настоящих ментов к нам не будет претензий, – сказал мальчишка.
Шагнул к машине и оглянулся. Заметил, как Алексей наклонился и поднял выпавший из рук фальшивого гаишника пистолет.
* * *
Старый дом заново отделали и недавно покрасили. Во всех окнах белели стеклопакеты (ужас старинных домов, уродство несовместимости). В небольшом дворике выстроились рядком четыре новенькие иномарки. Железная дверь в парадную, кодовый замок. Стандартная атрибутика, иллюзия безопасности. Только иллюзия, как всегда.
Прежде чем открыть дверь, Стен огляделся, не идет ли кто следом. Нет, никого. Двор был пустынен, на всех окнах пятиэтажного дома – жалюзи или плотные шторы. Юл стоял чуть поодаль со скучающим видом. На самом деле он прислушивался – что же испытывает в эту минуту Стен? Страх? Тревогу? Или примитивную радость собственника?
Но уловил лишь боль… Как будто в груди у Лешки сидел нож по самую рукоять, и брат никак не мог его вытащить.
«Плохо дело», – решил чародей.
Стен первым вошел в парадную. Старинная мраморная лестница, чудом уцелевшая во время капремонта, закручивалась спиралью вокруг спрятанного за кованой решеткой лифта. Но рамы в окнах были уже современные. Ничего подозрительного. Все, как везде: матерная надпись фломастером на новеньком кафеле стены, отпечатки грубых ребристых подошв на мраморных ступенях. От подобных вещей стальные двери не спасают.
Не каждому дано предчувствовать, что наступил момент пересечь Рубикон. Где она, граница, за которой ты сам выбираешь свое будущее, вырываешь нить судьбы из чужих скользких и равнодушных рук? Становишься Цезарем. Хоть на миг. Отец назвал младшего сына Юлием. Был ли это знак? Попытка повлиять на судьбу? Юл ненавидел свое имя. Считал, что оно к чему-то обязывает. Вернее, слишком ко многому обязывает.
На площадку третьего этажа, где братья остановились, выходили две двери. Одна – шикарная, облицованная деревянной мозаикой поверх стального каркаса, вторая – тоже стальная, но скромная, без обшивки. Стен отпер эту вторую дверь и зажег свет в прихожей. Опять остановился, прислушиваясь. Юл глянул из-за его плеча. Разглядывать, впрочем, было нечего: коридор, оклеенный бледно-зелеными обоями, уходил в глубь квартиры, загибаясь под прямым углом. Коридор был совершенно пуст – ни вешалки на стене, ни шкафов вдоль стен. Только возле двери на куцем коврике стояли две пары новеньких тапочек. И все.
В квартире царила странная тишина – такой не встретишь в городских квартирах. Но здесь было как-то по-особому тихо, мертво даже, будто уши заткнули ватой.
Юл только и сказал:
– Хата так себе.
Алексей в тот же миг опомнился, втянул брата внутрь, захлопнул дверь.
Быстрым шагом дошел до поворота. Вторая часть коридора была примерно равна первой – четыре двери, по две с каждой стороны, располагались почти вплотную друг к другу. Стен по очереди открыл двери в каждую из комнат и на кухню, потом вернулся, заглянул в первом коридоре в туалет и ванную.
– Все в порядке.
– А что, здесь кто-то мог прятаться? – хмыкнул Юл.
Стен пожал плечами:
– Пойдем.
Проходя, Юл мазнул взглядом по приоткрытой в комнату двери. Комната была большой, почти квадратной. Здесь все было приготовлено для комфортного существования матери и ребенка: тахта, детская кроватка, детский манеж, стол со стульями и огромный шкаф. Комнату, как и коридор, только что наспех отделали. Что наспех – видно по тому, как бугрились стены: дорогие обои наклеили поверх старых. На светлом паркете белели наскоро замытые следы мела. Маляры торопились. Похоже, Стен в самом деле решил переселяться, причем в срочном порядке.
Юл поежился: надвигалось что-то мерзкое. Просто так брат не стал бы заморачиваться со срочным переездом. Стен не был стеснен в средствах, но относился к материальным благам с легким пренебрежением. Этот же переезд походил на спешное бегство – тут сомневаться не приходилось. Без ответа оставался один вопрос: от кого пытался удрать Стен?
Братья прошли в кухню.
Здесь было почти уютно: на столе новенькая пестрая скатерть, печка СВЧ рядом с итальянской плитой, плотные занавески на окне. Падавший из-под пластмассового абажура свет очерчивал на столе яркий круг.
На стене висели большие часы с маятником – старинные. За минуту Алексей собрал нехитрый ужин: нарезанный хлеб, банка лосося, тепличные огурцы.
– Курицу будешь? Я в печке разогрею, – предложил Стен.
– Угу… Как ты помнишь, я с утра ничего не лопал. А курятину давай сюда холодную! – Юл отломал себе ножку и с минуту яростно ее обгладывал.
Стен ел с достоинством, отправляя белое мясо в рот маленькими кусочками, как будто не на кухне ужинал, а где-нибудь на приеме.
– Что делать-то нужно? – спросил Юл, расправившись с куриной ножкой. – Ты так толком и не объяснил.
– Запирающие проклятия… – сказал Стен. И добавил после паузы: – Главное, чтобы Лена и Казик не смогли выйти на улицу без моего разрешения!
– Ты их что, под арест решил посадить?
– Временно. На две недели…
– И что такое должно случиться за эти две недели?
Стен не ответил.
«Вот же темнила!» – мысленно воскликнул Юл. Уловил тревогу и страх. Но тут же старший брат перекрыл эмоциональный канал.
«Как он ловко навострился утаивать чувства!» – отметил чародей.
– Слушай, Лешка, давай колись! Это розыгрыш, угадал?
– Нет, не розыгрыш. Это серьезно.
– Та-ак… Я всегда подозревал, что ты не умеешь шутить. II что? Что ты знаешь о грядущем дерьме? Конкретно?
Алексей помолчал, сложил на тарелку нож и вилку, будто был в ресторане.
– Опасность угрожает тебе и Казику.
– А поточнее нельзя?
Алексей отрицательно покачал головой:
– Неважно. Я все изменю.
Повисла неуклюжая пауза. Юл прекрасно помнил, что прежде говорил брат: шанс изменить грядущее почти нулевой. Если внезапное озарение позволяло разглядеть будущее, то увиденное сбывалось неизбежно. Шла ли речь о курсе акций или о чьей-то жизни, не имело значения. Цифры всегда оказывались верны, и умерший выглядел именно так, как успевал его разглядеть Алексей в кратком трансе. Однако был один случай весьма сомнительный. Это когда Стеновский увидел Романа, захороненного без гроба в могиле. Так и осталось неясным, что произошло в тот раз. То ли начинающий провидец неверно истолковал видение, то ли сумел грядущее переменить – картинка совпала, только смысл оказался иным. Но в наш век формализма о сути говорить почти неприлично. Будущее, как и прошлое, вполне может удовольствоваться подделками.
