За их спинами раздался протяжный стон — приподнявшись на локте, Критана протягивал руку к столу, не отводя от пищи безумных глаз. Дхавана поскорее схватил кувшин, чтобы налить брату воды, но в кружку полилось вино. Давясь и всхлипывая, как ребенок, бедный узник выпил его и вновь без сил упал на тюфяк. Но вскоре вино оказало свое действие, он смог подняться и с трудом подойти к столу.
Дхавана следил, чтобы бедняга не съел слишком много — он знал, что истощенному человеку нельзя сразу наедаться, иначе он может тут же умереть в ужасных мучениях. Вскоре он отнес уснувшего прямо за столом брата обратно на тюфяк.
Светильники с шипением гасли один за другим, должно быть, в них кончалось масло. Конан и Дхавана поспешно поели и едва успели допить вино, как подземелье погрузилось в темноту. Когда кувшин и корзина опустели, они же исчезли, будто их тут никогда и не было.
Они на ощупь добрались до тюфяков. Дхавана надел волшебный пояс, лег рядом с братом и вскоре тоже уснул, измученный всеми событиями этого бурного дня.
Конан лежал на спине, положив руки под голову, и смотрел в темноту широко открытыми глазами. Перед ним вставал храм Кубиры: сияющие рубины и сапфиры, золотые кирпичи, складывающиеся в заманчивые груды. Он представлял, как придет его час и он разделается с главным жрецом и его слугами и сам вознаградит себя за труды. Здесь добыча обещала быть не хуже, а, может, и получше, чем в Рубиновом Городе. Если это дельце выгорит — незачем будет опять тащиться через опостылевшие джунгли, задыхаясь от липкой жары и рискуя превратиться в обезьяну.
А Дхавана! Каков плут! Врет не хуже, чем когда-то врал Витара! Ох уж эти вендийцы — действительно мастера на все руки! Как он плел этому Ваджрану, ведь даже он, Конан, в какой-то момент почувствовал себя тем самым израненным воином — хотя, если говорить по правде, так оно и было. Дхавана в самом деле спас его от смерти, и теперь они — почти братья. Так что приврал он, в общем, самую малость, но приврал хорошо! Ведь жрец чуть с кресла не вскочил, слушая его байки… А какое у него сделалось лицо! Интересно, что же ему надо от него, Конана? Завтра все будет ясно… Завтра…— С этими мыслями Конан закрыл глаза и тут же уснул.
Их разбудил лязг отпираемой двери. Несколько стражников вошли в темницу, при свете факелов наполнили маслом светильники и зажгли фитили — началось первое утро их заточения. На столе появился кувшин с водой и блюдо с какой-то едой. Узники сидели на тюфяках, пока монахи молча делали свое дело. Последними вошли двое служек с большой корзиной, наполненной мотками разноцветного шелка.
Так и не взглянув на пленников, стражники молча удалились, с грохотом заперев дверь. Лишь теперь Конан посмотрел на братьев. Они сидели рядом, не сводя глаз друг с друга. Дхавана смотрел на Критану с болью и жалостью, а Критана — с радостным изумлением и испугом. Наконец он смог заговорить:
— Брат! Ты здесь! Зачем, о, зачем ты пришел сюда?! Ты погибнешь, как и все мы! Отсюда никто не выходит живым! О боги, из-за меня умрешь и ты! Горе мне, горе! — Он в отчаянии закрыл лицо руками, не в силах сдержать слезы, ручьями катившиеся по впалым щекам.
Дхавана, нежно поглаживая брата по плечу, отвечал:
— Мы не погибнем! Мы пришли за тобой и скоро вместе выйдем из этого ада! Взгляни — этот могучий воин пришел со мной, чтобы помочь тебе!
Критана, до сих пор не сводивший глаз с Дхаваны, взглянул на Конана и грустно покачал головой:
— Здесь, в этих каменных мешках, даже он бессилен. Посмотри на меня — тут все превращаются в бесплотные тени. Мы живем лишь до тех пор, пока можем работать и создавать прекрасные вещи. Кто теряет надежду, отчаивается, опускает руки — тот попадает туда… в котлы…— Критана хотел продолжать, но не смог, и Дхавана опять ласково погладил его руки. Конан придвинулся поближе и сказал:
— Я знаю, что варится в этих котлах. Можешь не говорить. Дхавана, ты, наверное, тоже догадался, что это за похлебка. — После долгого молчания Конан почувствовал, что голос плохо слушается его, и вновь замолчал.
Дхавана спросил:
— Значит, вас заставляют есть это варево?!
— Многие из нас уже не замечают этого, они живут лишь своим ремеслом — оно здесь заменяет и свет, и жизнь. Но я не смог есть это мясо, а теми крохами хлеба, что нам достаются, жив не будешь. Поэтому, брат, ты опоздал. Я знаю, что скоро умру…
— А ты помнишь, что было вчера вечером, когда мы только что встретились? Разве я не накормил тебя?
— Я думал, что это мне приснилось — вино, мягкий хлеб, сыр… Неужели это было наяву?! Откуда? Разве Ваджран сжалился над нами?
При этих словах Конан зло рассмеялся:
— Нет, это чудовище не способно на жалость. Но мы ему, похоже, очень нужны. Посмотрим, что нам тут оставили. — Он подошел к столу, взял блюдо и принес его на тюфяк: — Смотрите-ка, совсем неплохо! Хлеб, похлебка из овощей, рис. На троих, правда, маловато, но, по-моему, мы не пропадем!.
Пока Конан говорил, Дхавана тревожно посматривал на дверь. Наконец он не выдержал и тихо сказал:
— Критана, запомни: этого воина зовут Сегир, он — мой названый брат. От ран он потерял дар речи, поэтому для всех, кроме нас, он немой. Я тебя не знаю, ты мне нужен как помощник, чтобы соткать чудесное покрывало из золотой парчи. Так сказала Сундари — а значит, так велели боги! Не волнуйся и ничему не удивляйся! А сейчас — тише!
Они замолчали и, настороженно прислушиваясь, стали быстро есть рис. Дхавана не ошибся: раздался скрежет ключа в замке, дверь распахнулась, и стражники вошли в подземелье. Они. почтительно расступились, и перед узниками предстал сам святой Ваджран, но на этот раз его лицо не облагораживала притворная маска величия. Горящие глаза смотрели жестко и жадно, губы кривились в торжествующей улыбке:
— Бог Кубира избрал вас для служения! Радуйтесь, ибо это удел лучших из лучших, удел поистине избранных! Отныне ваша жизнь посвящена богу, после смерти вы попадете в его небесную свиту и обретете блаженство! Здесь вас ничто не будет отвлекать от служения, а через месяц я желаю видеть золотое покрывало, которое ты, ткач, поклялся выткать во славу Кубиры! Иначе… Иначе твой названый брат, этот храбрый воин, будет убит у тебя на глазах, а после этого и самого тебя ждет мучительная смерть… Если же покрывало и впрямь будет таким, как ты обещал, получишь право соткать еще одно, а потом и еще…— Жрец подошел к Конану, за его спиной стояли стражники с обнаженными мечами.— Сегир, твое служение богу будет самым почетным! Кубира желает, чтобы ты ежедневно сражался в поединке на площади и побеждал. Понял, воин? Первое же поражение будет стоить жизни твоему брату, а второе — тебе самому! Такова воля бога! Милость его безгранична! Чтобы твоя сила, чужеземец, не оскудела, я велю присылать вам еду со своего стола. Но помни — до первого поражения! Завтра же ты выйдешь на помост и победишь! — Жрец вонзил острый взгляд в глаза Конана, но, схлестнувшись с голубым огнем, черная сталь не выдержала, и Ваджран отвел глаза. Потом он так же властно взглянул на Дхавану и сказал: — Я дал тебе в помощники лучшего мастера. Через неделю я приду снова, и берегись, если работа мне не понравится! Спроси у него, как умирают неугодные богу! — Жрец пренебрежительно махнул рукой в сторону Кританы, повернулся и медленно вышел.
