4.
Утром она едва разлепила веки, тревожно вглядываясь по сторонам. Солнечные лучи нагло расположились на ее подушке, одеяле и открытых руках, словно она была их собственностью. Однако сон мгновенно убежал, стоило девушке повернуть голову. Спиной к ней, уткнувшись в какую-то книгу сидел Кузьма.
— Что читаешь? — хрипловатый спросонья шепот художницы заставил оборванца подскочить на месте и нервно обернуться.
— А… Какой-то классик. Хм…
— И во сколько же он поднял тебя, чтобы ты следил за мной? — догадалась Карина. Вид у мальчишки был очень помятый, рот был измазан не то шоколадом, не то вареньем, а правая рука так и не разжалась, прижимая к коленям толстый плед.
— Никто меня не поднимал, я сам пришел. Но если ты против моего присутствия здесь, могу и уйти. И вообще, я всего на полчасика к тебе заскочил, здесь освещение лучше. У меня в комнате ведь окна западные…
— Угу, а у меня южные, — в тон Кузе протянула Карина. Паренек смущенно кашлянул, переводя взгляд на окно. Судя по положению солнца было не менее десяти утра, — Не умеешь ты врать, Кузя.
— А ты что ж, умеешь? Если так, то я с удовольствием у тебя поучусь. Кстати, твой Ник велел передать, что приедет к двенадцати, и повезет тебя в какой-то магазин за зонтом. Так что я бы на твоем месте поторопился.
— О! Так он, и правда, решил мне зонтик купить, — удивилась художница. Старясь слишком широко не зевать, она выползла из-под одеяла. Потом опомнилась и с недоверием покосилась на мальчишку, — Эй, а тебя что, не учили, что когда девушка переодевается, надо выйти?
— Да, пожалуйста! — насмешливо хмыкнул Кузьма, но только с первого раза подняться со стула не получилось. За те часы, что он провел не шевелясь в комнате Карины, мышцы спины и шеи начали ныть, зато ноги совершенно потеряли чувствительность и способность двигаться. Не долго думая, девушка буквально выставила его за дверь.
— Теперь он еще и мальчишку привлек к этому, — мрачно натягивая штаны, пробурчала художница. События вчерашней ночи при свете солнца казались не такими уж страшными, и даже сон частично забылся. Однако странное ощущение увеличивающейся внутри нее силы так и не прошло. Карина со злостью рубанула по подушке кулаком, но та даже не сдвинулась с места. Ничего общего с летящим над кустами Ником из сна не было. Художница почувствовала облегчение смешанное с сожалением и тут же попыталась одернуть себя. Некоторым снам лучше не превращаться в реальность, иначе последняя может сама превратиться в кошмар. Взгляд художницы скользнул по обложке оставленной Кузьмой книги, — "Первые блюда". Ну да, это и правда, классика…
Ребята ждали ее у машины с таким воодушевлением на лицах, что сразу стало ясно: все происходящие их совершенно не трогает. Так взрослые иногда отвечают на рассказ ребенка о каком-нибудь важном для него событии. Им оно кажется глупым или надуманным, но ведь нельзя же сказать об этом самому ребенку? Равно как и "душевнобольной" подруге. Понимание этого явно читалось в глазах Никиты, но Карина решила, что сейчас лучше не обращать на подобное отношение друга внимания. Во-первых, портить настроение в такой погожий теплый день было бы верхом глупости. А во-вторых, после обеда должна была приехать Зоя. И художница ни капли не сомневалась в том, что та обязательно увидит не просто переплетение листьев, а злобную тварь, становящуюся с каждым днем все крупнее и яснее. Тем более после вчерашнего вечера.
— Доброе утро! — с натянутой улыбкой поприветствовал девушку Ник. Та лишь кивнула в ответ, быстро забираясь на заднее сидение. Как бы приятно не щекотало открытые руки теплое солнце, вид зеленой травы и первых цветов заставил сердце неприятно сжаться. Скорее бы уже наступило лето! В нем нет этой непростительной жажды жизни, нет пробуждения и бестолковой суеты. Оно просто жаркое. И совершенно чужое, не наводящие ни на какие мысли, образы и ассоциации.
— Куда мы едем? — поинтересовалась Карина, когда черный монстр парня выехал со двора. Она до сих пор не понимала, зачем другу понадобилась в городе такая мощная машина, ведь все равно большую часть времени приходилось стоять в пробках? Однако Никита предпочел в свое время именно этого "железного коня" другим лошадкам и не пожалел. Машина, словно подтверждая свое второе название, имела настоящий характер. Вот и сейчас друзья едва успели вжаться в кресла, когда джип рванул с места в карьер, на ходу обгоняя старенькую девятку, — Осторожнее!
— Да успокойся ты, — махнул рукой Ник, переходя из крайнего правого ряда в середину, — Ты же знаешь, что я не могу, как другие, тащиться в хвосте. В конце концов, где еще, как ни за рулем можно почувствовать себя свободным. Тем более за рулем такого зверя!
— Вот-вот, — мрачно протянул Кузя, — зверя. Знал бы, что мне придется ехать с камикадзе, ни за что бы в него не сел.
— Не хочешь, — не езжай, — философски пожал плечами Ник, — Я тебя и не приглашал. Это Каринке нужно за покупками, а ты у нас гражданин не занятой и не подневольный.
— Ну, уж нет. Одну ее я не отпущу… — буркнул оборванец. Художница улыбнулась, ободряюще пожав пареньку руку. Она еще помнила, как в первые поездки визжала на особо крутых виражах. Но все, как говорится, приходит с опытом. Или проходит. Вот и Карина постепенно перестала трястись при каждом повороте руля. Так что придется и Кузе привыкнуть к такому вот экстремальному способу перемещения в пространстве.
Всю оставшуюся дорогу до магазина друзья молчали, думая каждый о своем. Но, в отличие от впечатлительных пассажиров, сам хозяин наслаждался поездкой. Он не боялся ни извивов дороги, ни мигающих светофоров, под которыми проносился в последний миг перед тем, как те начинали светиться красным.
Всю жизнь парень старательно играл с чужими чувствами и мыслями, пробиваясь наверх социальной пирамиды. Конечно, голодать или жить в сарае, как Кузьме, ему никогда не приходилось. Однако семья не могла обеспечить его ни прибавкой к скудной стипендии, ни дальнейшей материальной помощью в случае провала его предприятия. Кафе не являлось его главной мечтой, скорее это был наиболее приятный способ добычи денег. Он тратил дни на учебу, а по ночам работал официантом. После полугода из-за хронического недосыпания парня положили в больницу. И до сих пор, уже спустя шесть лет, его все еще мучили головные боли. Он придумывал новые акции, сам разработал дизайн своего заведения, сам занимался рекламой. Улыбчивый (даже когда ноги гудели от усталости, а перед глазами все плыло от недоедания), приятный в обхождении, он нравился всем без исключения. Родители также никогда не видели Ника расстроенным. Этакий никогда не унывающий плюшевый медвежонок со стальным стержнем.
