Мой меч, — она наполовину вытащила лезвие из ножен, показывая, как оно сточено, — не таков, чтобы я охотно использовала его в бою, хотя он принадлежит мне как правительнице Дома. У меня есть еще лук и стрелы. — Говоря об этом, она не хвастала. — А денег или удачи для приобретения ружья-игольника у меня не было. Поэтому пришлось изучать другие способы.
Сокольничий ничего не ответил. И так как он снова одел шлем, девушка не видела выражения его лица, заметила только, как чуть сжались губы. Однако она решила, что понимает его реакцию, и не хотела сердиться из-за нее. Каждому свое: пусть сражается сталью и стрелами, для этого его и воспитали.
Тирта осознавала, как закалилась и выучилась за прошедшие годы. У нее свое представление о чести и бесчестьи, и она как правительница Дома (хотя теперь это только слова, за которыми нет ничего реального), придерживалась своих представлений. Тирта ни у кого не просит хлеба, не ищет у знатных лордов крыши и убежища. Она все заработала своими руками, и если использует оружие, которое кажется сокольничему нарушающим воинский кодекс (может быть, он считает ее порошок чем-то вроде яда), то сама за это и ответит.
Дар земли доступен всем. Если он не используется во зло, он такая же достойная защита, как закаленная сталь. И если сокольничий хочет поспорить с ней об этом, пусть скажет сейчас же, и она разорвет договор.
Очевидно, воин не собирался этого делать. Протерев оскверненную стрелу песком, он уложил ее в петлю на поясе. И тут оба услышали шум.
Тирта увидела небольшое коричневое существо.
Ей показалось, что оно в чешуе, и у него определенно несколько пар лап или ног. Тирта решила, что это животное, питающееся падалью. И торопится на богатый пир, какие редко встречаются в этой пустынной местности. Ни слова не говоря, девушка и сокольничий оставили ночного охотника, снова поднялись на карниз, покормили и напоили лошадей, сами немного поели и двинулись дальше. Спутник ее снова пошел впереди, ведя в поводу лошадь, находя дорогу там, где Тирта, несмотря на остроту своего зрения, никакой тропы не видела.
К восходу солнца они достигли хребта, и здесь действительно обнаружилась узкая дорога со старыми следами копыт. Видны были также следы вилорогов, небольшой разновидности животных, что столетия назад поселились в этих горах. Они очень пугливы, но Тирта держала лук наготове, надеясь свалить одного и тем пополнить скудные запасы.
К полудню тропа пошла вниз, и они оказались в чашеобразной долине: бежал ручей, на его берегах росла трава.
Видно было, что не они первыми нашли место для лагеря. Хижина, сложенная из камней, накрыта толстыми ветвями (меж камней свисают сухие листья и кора). Перед входом яма для костра. Тирта набрала сухих веток. Она разбирала оставшиеся после недавней бури, повалившей деревья, когда случайно наткнулась на доказательство, что они, возможно, здесь не одни.
На полоске мягкой земли виден был след обуви; недавний: шедший два дня назад дождь его не смыл.
Девушка присела, разгребла облетевшие листья и принялась внимательно разглядывать след.
Сама она в мягкой обуви, голенища до икры. Обувь для далеких путешествий на границе, подошва из множества слоев кожи, самый нижний слой из шкуры ящерицы сак. Такая подошва выдержит трудный поход лучше любой кожаной. Она не скользит, на ней можно устойчиво стоять на движущихся камнях. А в мешке у девушки запасная пара подошв.
А это след обуви с севера, причем в хорошем состоянии, из чего можно заключить, что владельцу обуви не пришлось долго бродить по горным дорогам.
Девушка продолжала изучать отпечаток, когда к ней присоединился сокольничий.
Он протянул руку к следу, но не коснулся его.
— Мужчина… возможно, солдат… или разбойник, которому повезло с добычей. Возможно, вчера утром…
Тирта оглянулась на хижину, подумала о планах отдыха для пони. Стоит ли тут задерживаться, имея ясное доказательство, что они не одни? Она взвешивала возможности, когда снова заговорил сокольничий:
— У него были неприятности.
Тирта увидела, как раздуваются его ноздри под шлемом. Он указал на пригнутый куст. Тирта заметила там движение. Снова любители падали — жирные мухи, которые и в низинах собираются на гниль.
Увядшие листья куста покрыты засохшей кровью, она пятнами лежит и на земле.
Держа в руке игольник, сокольничий бесшумной походкой пограничника направился к кусту. Тирта колебалась, не зная, идти ли за ним. Ясно, что здесь прошел раненый. Разбойник, ослабевший от раны, может выстрелить из засады. Она удивлялась, почему ее спутник сразу пошел по следу. Или считает, что этот незнакомец — такой же сокольничий, заблудившийся и нуждающийся в помощи?
Стоя в тени большого куста, Тирта сосредоточилась на мысленном поиске. Она и раньше проделывала это в дороге, чтобы убедиться, что не идет навстречу опасности, и ей казалось, что с каждым разом ее скромные способности усиливаются.
Но сейчас девушка ничего не обнаружила.
Тирта вернулась туда, где они оставили пасущихся пони. Быстро привела сопротивляющихся животных, оседлала их, укоротила повод, чтобы он был под рукой. Проделав это, принялась разглядывать долину, в которой они разбили лагерь. Небольшой ручей вытекает из ключа меж двух скал. Он холодный, как лед. Вероятно, рожден тающим снегом. И вскоре скрывается в густой зелени. Здесь весна начинается рано.
Под кустами — россыпи цветов, и Тирта видела вьющихся над ними пчел. Эта долина — чаша обновленной жизни среди пустоты скал. Девушка сбросила плащ, чтобы высвободить руки, натянула лук и застыла с высоко поднятой головой, как вилорог-часовой, прислушиваясь.
Журчание воды, жужжание пчел, пони, которые листьями с кустов утоляют голод, — это все, что она услышала. Шагов сокольничего или других настораживающих звуков нет. Ничего тревожного.
Но вот неожиданно появился ее спутник. По-прежнему оружие у него в руке, а лицо — то, что видно из-под шлема, — напряженное и холодное. Тирта к этому времени понимала его, как, может, ни одного другого человека, и ощутила исходящий от него холодный гнев.
— Нашел?.. — Она решила, что не позволит ему относиться к себе так, как он привык относиться к женщинам, — как к низшим существам. То, что ждет их на этой спорной территории, они должны встречать вместе.
— Идем, если хочешь! — ей показалось, что в голосе его слышится презрение и подозрительность.
Он вынужден служить ей, временно, но относится к ней как к чему-то незначительному. Держа лук взведенным, она пошла за ним.
Были и другие пятна крови, над которыми вились мухи. Потом они достигли противоположного края кустов. Перед ними оказалась широко открытая полоса местности, похожей на луг. В дальнем конце ее стояла лошадь, взнузданная и оседланная, с такими украшениями, какими пользуются жители Долин. Это не горный пони, а торгианец: знаменитые лошади, каждая из которых стоит годового урожая целого поместья. Лошади эти небольшие и внешне не броские, но известны своей выносливостью, скоростью и стойкостью. И поэтому вполне заслуживают такой высокой цены.
