- Ты ослеп? Да вон же!
Санчо смотрел на него теперь испуганно:
- Сеньор Алонсо... Нет там никого. Что вы...
- Как нет?! Я своими глазами...
В глубине комнаты действительно никого не было. Пусто. Секунду назад был - и вот пропал...
Алонсо стряхнул руку оруженосца и шагнул навстречу ночи за окнами. На него пахнуло пряными запахами запущенного парка; он прислушался - за окном бушевали цикады, но звон их разбивался о стены дома, как разбиваются волны о борт надежного корабля, а здесь, в доме, стояла обомлевшая сонная тишина...
Тогда ему стало страшно.
Ведь он ясно видел бредущую в темноте высокую фигуру. Он ясно видел...
Рубашка прилипла к спине. Взгляд - невольный, суеверный - на шторку, прикрывавшую мутноглазый портрет безумного Дон-Кихота, сеньора Кристобаля Кихано...
- Санчо... - сказал он и поразился, как жалобно звучит его голос. - Ты здесь ничего не видел?
Оруженосец был уже рядом. Коснулся его руки:
- Сеньор Алонсо... Тут у вас дом такой, то лестница скрипнет, то сквозняк пройдется... Может и привидится всякое. Чего вы всполошились?
- Привиделось, - сказал Алонсо, сам стыдясь своего детского страха. Привиделось, Санчо... Бывает.
* * *
Алонсо брел, подняв свечку, и мечтал только об одном - поскорее добраться до спальни, когда в темноте ему померещилось не дуновение даже так, колебание воздуха, пламя свечки дрогнуло и чуть не погасло.
Сквозняк... бывает.
Бывает... Но потом ему померещился осторожный скрип половицы. Не случайный скрип пола, который давно хорошо бы починить - а именно негромкий, приглушенный звук, который издает половица, когда по ней идут на цыпочках.
Он малодушно оглянулся - ему показалось, что в конце коридора метнулась тень.
Некому тут метаться. Фелиса спит, и Санчо ушел к себе в комнату...
Показалось. Бывает.
* * *
Фелиса хрюкала от смеха. Затыкала себе рот подолом рубашки - и все равно смеялась, синея; в какой-то момент Санчо испугался, что она задохнется или проглотит язык.
- Какое у него было лицо! Нет, ты видел, Санчо! Вот умора... Ты смотрел на его лицо? Я бы что угодно отдала, чтобы еще раз его увидеть...
- Увидишь, - сказал Санчо нехотя. - Только... одно и то же повторять не надо.
Теперь, к примеру, перевести часы... Или звук какой-нибудь, шелест...
- А ходить за ним уже не надо?
- Надо. Ходить будем по очереди - ты, я...
Фелиса минуту сдерживалась, а потом снова покатилась со смеху. У ног ее лежали самодельные ходули и старая льняная простыня.
- Нет, ну как вспомню его лицо... Не могу!
- А ты его не любишь, - сказал вдруг Санчо, сказал, сам не зная зачем. - Ты ему врала.
Фелиса сразу же перестала смеяться. Уставилась на Санчо, покрутила пальцем у виска:
- Ты чего это? Ясно, я его люблю. Чего это я его не люблю?
- Ты его не жалеешь, - сказал Санчо медленно.
- Здрасьте, - сказала Фелиса. - Чего его жалеть? Мы же балуемся, играем...
Кстати, ты мне не сказал, зачем тебе все это надо?
- Зачем? - Санчо прищурился. - Уж такой веселый я человек, пошутить люблю.
Понурая свинья, говорят, глубоко копает, зато веселой свинье желуди сами в рот валятся...
Фелиса прищурилась тоже:
- Так, может, ничего и страшного, если я сеньору Алонсо - признаюсь?
Санчо усмехнулся:
- Да? А если я скажу сеньоре Альдонсе про "пробку от вина"?
Фелиса презрительно надула губы:
- А что такого?
- А ничего такого, ничего особенного... Сеньору Алонсо я и сам признаюсь.
Только потом. А то вся соль от шутки пропадет... Вот у меня старший сынаша пошутить тоже любит, дядьке своему однажды в сортир пачку дрожжей кинул...
Говоря, Санчо как бы ненароком протянул руку и нащупал мягкий Фелисин бок; девчонка отстранилась:
- Хваталки-то прибери...
Санчо обиделся:
- Уж и пощупать нельзя?
Фелиса насупилась. Отвернулась.
- Слушай, недотрога... А наследника сеньору Алонсо скоро родишь или нет?
Бросили семена в плодородную почву - или покуда не собрались?
- Тебе какое дело? - спросила Фелиса недружелюбно.
Санчо пожал плечами:
- Слушай... Ты что, серьезно хочешь, чтобы твой сын был Дон-Кихотом? Чтобы тащился, как чучело гороховое, на Росинанте, получал тычки и пинки, валялся в дерьме и блевотине... ради какой-то там сомнительной славы? Славы дурачка-сумасшедшего?
Фелиса усмехнулась:
- Ну, кому как... Кому-то все равно, была бы слава, а какая - не важно... Вон, сеньор Мигель Кихано за славой в поход ходил. Глупостей натворил сверх меры, зато потом его узнавали всюду, куда бы не заявился. Автографы давал... Песни про него сочиняли... Песни-то плохонькие, до наших дней ни одна не дожила. Умер счастливым человеком - знаменитостью...
- Откуда ты все это знаешь?
- Это все знают, - засмеялась Фелиса, - это история рода Кихано...
- А ты, стало быть, на славу польстилась? Прилетела, как муха на мед?
- Дурень ты, - сообщила Фелиса. - Слава, рыцарь, донкихот... Кто тебе сказал, что мой сын попрется... в это их шутовское странствие?
- То есть? - Санчо нахмурился. - Он же будет наследник Дон-Кихота? Должен...
- Должен был мельник моей матушке, - зло сказала Фелиса. - Мой сын... если только у меня будет сын... будет наследником Кихано. А вовсе не донкихотом.
Будет идальго... даже если бастард, а все одно единственный наследник. Я у нотариуса спрашивала..
- У нотариуса? - опешил Санчо.
- За дуру меня держишь? Конечно... даже если Алонсо из путешествия не вернется - есть сейчас способ доказать, что малый - его сын. Берется кусочек кожи трупа - и кровь ребеночка, и под мелкоскопом сравнивается... И тогда дом, титул, все переходит малому. Понял?
Санчо молчал.
* * *
- ...Фелиса! Это ты?!
Тишина.
- Фелиса!!
Издалека, из кухни, далекое:
- Что-о?
- Кто здесь?!
Тишина. Фелиса на кухне, Санчо в конюшне, Альдонсы нету дома. Но кто-то же только что здесь был? Кто-то шел за ним по пятам? Шепот, возня, странный скребущий звук...
Показалось?!
Тишина. Мороз по коже.
* * *
Больше всего на свете он боялся утратить рассудок; отец нынешнего Карраско, старый сеньор Карраско, смотрел ему зрачки, поджимал губы, качал головой и успокаивал - настолько ненатурально и фальшиво, что лучше бы молчал...
Алонсо было тринадцать лет; его одолевали страшные сны. Ему мерещился черный человек, затаившийся под кроватью. Потом сны перешли в явь: дом, прежде знакомый до последней трещинки в пороге, в одночасье оказался населенным чудовищами.
Алонсо никого не хотел видеть, замыкался в себе, прятался наедине с собственными страхами. Ему казалось, что учителя к нему придираются, что мать его не любит, что сеньор Карраско хочет специально засадить его в сумасшедший дом...
