— А на ней спасибо если до пояса, — кивнула Барба.
— И насчёт сохранности — не скажу. Кавалеры что — полагают, мы к ним на пузе приползём?
— Или вообще не явимся нарушить их уединение. Единение.
— Ладно, это задача номер два. Стратегическая. А перед нами — тактическая: проверить насчёт гигиены и комфорта, — решительно сказала Олли. — И, пожалуй, носильных тряпок.
Интерьер их более или менее удовлетворил: никаких необъятных зал и пыльных коридоров — крошечные (или таковыми кажущиеся) клетушки, вытянутые кверху. Вопреки опасениям неоштукатуренные, лишь кое-где по отполированным глыбам — мазки смутной белизны. Спальня: двойная кровать с опускным пологом, чтобы в холода согреваться своим теплом, с медвежьим покрывалом и даже кое-какими пледами и простынками. Столовая над с погребом, в такое время, как сейчас, вроде бы и не нужным. («Лето в этих местах вообще-то гостит? — ворчала Олавирхо. — Или постояло чуточку и дальше пошло?» «Так камень же кругом, — ответствовала младшенькая. — Могильный».) В столовой — буфет с надбитым фарфором, двумя-тремя разнокалиберными серебряными пиалами и вязанкой ножей и вилок, небольшой круглый стол на одной ноге (три других ампутированы) и четыре табурета разной вышины и сложения: да одном питаться, на двух сидеть, в недрах четвёртого (четыре стойки, между которыми закреплены полки) — там держать скудную снедь.
В данный момент там находилось полкаравая чёрного хлеба, предусмотрительно нарубленного острым тесаком на тонкие ломти, скляница домашнего вина и головка плесневелого овечьего сыра на треснутом глиняном блюде.
— Барб, а мы уже хотим есть или пока нет? — подумала вслух Олли, созерцая картину.
— Нет. Захотим — спустимся вниз. Вообще-то сыр похож на благородный камамбер и явно местного приготовления. Кажется, я видела в долине пастуха с герлыгой, пока ты изображала из себя бурлака навыворот.
Гардероб, занимающий отдельную каморку, удовлетворил девиц куда больше — дамские наряды, пребывающие в строгом заточении за дверцами полированных шкапов из морёного дуба, напомнили им мама-Галины драгоценные раритеты, только были слегка трачены молью и посеклись по швам.
— Как по-твоему, стоит осквернить своим немытым телом одежды предков? — спросила Барба у своей старшей.
— Если не будет другого выбора. В нашем пеньковом полотне, признаться, холодновато, — ответила Олли. — И кое-какой иной морозец по коже пробегает. Здесь привидения водятся, не знаешь? В порядочном замке должны быть тени предков, стоны, зубовный скрежет, лязг цепей, скелеты в шкафу и тому подобные развлечения.
Но тут они одновременно обнаружили за четвёртой дверью ванную, оборудованную не хуже, чем во дворце. Круглый бассейн никак не менее знаменитого иудейского «медного моря», с двумя кранами и эмалевой облицовкой, наполнялся холодной водой из колодца, расположенного где-то на уровне скалы-основания, и горячей — из подземного озера глубоко внизу. Девушек учили распознавать такое по звуку работающих насосов.
— Фортификация, — глубокомысленно произнесла Олли. — Во время осады пить одно и лить на головы противнику другое.
— А помои куда? — спросила младшая. — Тоже на него, прямо из окошка? Не вижу камня-поглотителя.
Поискав, обнаружили в полу лючок с натянутой в глубине частой решёткой. Поискав ещё — кусок недурного мыла и морскую губку размером с детскую голову. Полотенец явно не полагалось, но было решено, что оботрутся своим старым тряпьём. Или так обсохнут.
Потом они быстренько сбегали за одеждой, выбрав себе по тугой сорочке, обтягивающей формы, и суконному платью из тех, что кроем попроще и без дырок от моли: для старшей винноцветного, для младшей — цвета пуганой блохи. В просторечии — бледно-янтарного и рубинового. С туфлями было куда хуже: от времени все они ссохлись и были куда меньше, чем надобно. Пришлось оставить свои башмаки в надежде, что юбки всё скроют.
После мытья, которое длилось в общей сложности два часа, расчёсывания и укладки кос с помощью костяного гребня, отысканного в гардеробе, полностью экипированные барышни почувствовали нехилый аппетит. Который кстати придал и вину, и сыру, и даже хлебным сухарям оттенок старомодной изысканности.
— Ну что, пойдём дальше смотреть владения? — спросила Олли, сыто ковыряясь костяной шпилькой в крепких зубах. — Пожалуй, меж двух слоёв кожи пока лезть не будем — глянем сверху, что там во внутреннем дворике.
— По теории здесь должны быть смотровые бойницы для луков, — задумчиво ответила сестра. — Где-то на уровне третьего высокого этажа. Эх, надо было теорию больше учить, а не мотаться по лугам и лесам, словно шайка бродяг!
— Ты так говоришь, словно нас был легион, — возразила Олли.
— То, что было в книгах, — ответила Барба, — выдуманные герои и декорации, что мы возвели в мечтах. Они тоже стояли рядом и направляли.
В поисках лестницы, ведущей вверх, они влезли на самый краешек моста — полотно, куда спускались три крутых ступени, находилось много ниже пола, а под ним возвышался пирамидальный хаос балок и перекрытий. Остальные три двери оказались заперты.
— Оль, — подытожила Барба, раскачав их по очереди. — Я снова слышу. Эта на одном лезвии врезного замка держится, другая ещё и на засове с той стороны, лязгает как проклятая, а третья будто замурована или вросла в косяк. Посодействуй.
— Кормить меня надо лучше, — Олавирхо оттеснила сестру, уперлась ладонями в якобы вросшую дверь — и та с мерзостным воем подвинулась вбок ладони на две.
— Не заперта. Задачка для деток, — заметила с удовлетворением. — Рельсы вот сильно заржавели, по которым ходит. Там внутри замок врезан двуязычный, раздвоенный.
— Откуда ты знаешь?
— Папа Рауди такой прилепил на камору, где у него столярно-слесарный инструмент, — хмыкнула морянка. — Гнездо Т-образное или «ласточкин хвост», поверх него пластину вмуровывают, если не хотят исхитряться — с поворотом долбить. Летит с одного нехилого удара по дверному полотнищу. Это он сам мне растолковал после того, как вторглась и от него ****юлей огребла: в утешение. А то, чего доброго, и во второй раз бы в скважину чёрного пороха насыпала.
— А. Тут с куда большим умом сделано — если заперто, так в любом случае цепляется, а если нет — выходит метафора.
— Ты о чём, Барбариска?
— Некто хочет нам показать, что не стоит ломиться в дверь, пока не убедишься, каким ключом она открывается.
— Кавалеры?
— Не знаю. Что-то такое витает в воздухе… — проговорила Барба, заходя внутрь. И ахнула.
Все три двери выходили в анфиладу с широкими проёмами — каждый увенчан аркой. Дуги терялись в запылённом свету раннего вечера, что лился из узких окон, длина помещения тяготела к бесконечности. По стенам выстроились бронзовые и посеребрённые статуи. Мечи и сабли самого разного вида и формы щетинились в своих подставках, как иглы дикобраза, луки и самострелы, щиты — высокие, прямые, в рост человека и круглые, с елманью или железной рукавицей, что торчала посередине, — были укреплены посередине стен, как инкрустация или орнамент.
