Люпин улыбнулся: по–видимому, его забавляла привязанность мальчика к животному.
— Как давно у тебя эта собака? — спросил он.
— Э… где‑то неделю, — сказал Гарри. — Я нашел его, пытающегося уснуть в кустах на заднем дворе. Он был не похож на остальных собак, с которыми мне приходилось встречаться. Он был очень добр ко мне.
Заметив шокированное лицо профессора Люпина, парень отвернулся, почувствовав стыд за то, что так быстро и слепо поверил незнакомому животному.
— Он защитил меня, — уже тихо добавил он.
— Так это бездомная собака, — подвел итог Люпин, но при этом он явно думал о чем‑то другом. — Как он выглядел, Гарри? Как Грим?
Гарри посмотрел на профессора явно смущенно.
— Что такое Грим? — спросил он.
Уже не в первый раз Гарри попадал в ситуацию, когда не знал чего‑либо общеизвестного в волшебном мире — и это мальчику жутко не нравилось, — но что поделать, если ему никто никогда не рассказывал об этом.
Люпин прикусил губу — профессор выглядел встревоженным. Юноша не понимал, что происходит. И ему это явно не нравилось. Однако он, сам не понимая почему, был уверен, что Полуночник никогда ему не навредит.
— Полуночник, как ты его назвал, был очень большой черной собакой с синими глазами? — осторожно спросил мужчина.
Гарри огорченно вздохнул. Он должен был понять, что иметь такого компаньона, как этот пес, было слишком большой удачей для него.
— Ох, он ваш? — спросил он, опустив глаза. — Извините, я не собирался забирать его себе. Просто он был единственным из окружающих, который не испытывал ненависти ко мне.
Люпин поморщился — еще одна страница жизни парня “дома” открылась ему.
— Он тебе ничего не делал? — мягко спросил Люпин. — Не причинял тебе боли?
Гарри помотал головой.
— Он просто слушал, — ответил он тихо. — Я… я был расстроен. Я не хотел работать весь день, когда Дурсли ничего не делали. Полуночник стал для меня кем‑то вроде родственника, что‑то забытое, из далекого прошлого, или что‑то вроде этого. Я не знаю, как по–другому объяснить это. Он просто мой друг.
— В ком ты отчаянно нуждался, — продолжил за него Люпин понимающим тоном. — Я не ругаю тебя, Гарри, мне просто любопытно. Большинство людей заметят появление такого друга — большой черной собаки. Как ты умудрился скрывать его от дяди и тети?
Юноша пожал плечами.
— Это не было сложно, — сказал он спокойно. — Дурсли оставляли меня одного, их не бывало дома весь день. Полуночник оставался на улице, пока они не уходили спать, потом я проводил его в дом. Так как я готовил утром завтрак для всех, то мне не было трудно выпускать его до того, как они проснутся.
Профессор Люпин улыбнулся и встал.
— Очень умно, — сказал он. — А сейчас ты должен отдохнуть. Мы сможем поговорить побольше позже, и я поведаю несколько историй о твоих родителях. Я поговорю с Дамблдором о Полуночнике, хорошо?
Гарри не удержался от улыбки. Мужчина этот относился к нему с какой‑то родительской любовью, и от осознания этого у Гарри становилось хорошо на душе. Миссис Уизли, конечно, была замечательной, но она была матерью Рона. У нее самой дома хватало проблем, чтобы еще беспокоиться о сироте.
— Обещаете? — спросил он с надеждой
Старый друг родителей успокаивающе похлопал по плечу Гарри и сказал:
— Обещаю.
Почувствовав себя очень уставшим, Гарри лег обратно на кровать и повернулся на бок, устроившись поудобнее. Профессор Люпин поправил его одеяло. Чтобы какой‑то почти незнакомый человек поправлял одеяло — это было, по крайней мере, странно, но не для юноши. Профессор уже был для него ближе, чем кто‑либо из старших. Было что‑то в этом человеке… что‑то близкое.
Уже засыпая, юный гриффиндорец почувствовал, как Люпин осторожно снял с него очки и поправил волосы, сползшие на глаза. Эти простые касания показались ему такими знакомыми, но откуда, он не мог вспомнить. Чувствуя себя слишком уставшим, чтобы беспокоиться о чем‑либо, Гарри позволил себе уплыть в мирное царство Морфея.
Когда Ремус Люпин заметил, что Гарри уснул, он поспешил в кабинет Дамблдора. Мальчик поведал ему достаточно, чтоб понять: жизнь Гарри Поттера не была такой, какой казалось всем. Он, конечно, не был избалован и любим. Но он был одиноким и стеснительным мальчиком, который нуждался в ком‑либо, кто его полюбит таким, какой он есть.
Быстро пробормотав пароль, Ремус взбежал по лестнице и вошел в кабинет профессора Дамблдора. Но директор был не один. Минерва МакГонагалл сидела рядом с обезумевшей от горя Молли Уизли, а Артур Уизли тихо разговаривал с Дамблдором. Молодому профессору эта сцена сразу не понравилась.
— Директор, что‑нибудь случилось? — спросил Люпин.
Директор Хогвартса обратил свое внимание на вновь пришедшего.
— Ремус, прошу, заходи, располагайся, — мягко произнес он — Мы тут как раз обсуждали дальнейшую жизнь Гарри. Может, у тебя будут какие‑то предложения? Я надеюсь, что у вас была очень продуктивная беседа.
Люпин кивнул.
— Вы не представляете себе насколько, — начал Люпин, сев в стороне от МакГонагалл. — Я удивляюсь, как мог мальчик настолько поменяться. Гарри, которого я помню, был любим и счастлив. Этот же Гарри — его полная противоположность. Знали ли вы, какому словесному и эмоциональному насилию он подвергался со стороны Дурслей?
— Насилию? — прозвенел голос профессора трансфигурации, выпрямившейся на стуле. — О чем ты говоришь, Ремус?
Посмотрев на всех, Люпин осознал, что никто из них не в курсе настоящей жизни Гарри Поттера.
— Так, не могу сказать, что не удивлен… — как ни в чем не бывало произнес он. — Мы просто разговаривали, и из уст Гарри несколько раз выскакивали кое–какие сведения. По–видимому, Вернон Дурсль внушил Гарри, что он урод и никем иным быть не может. Он боится признавать себя змееустом из‑за реакции одноклассников в прошлом году. Мальчик крайне неуверен в себе. Он считает себя обузой для окружающих. И по–моему, это одна из причин, почему он никому не говорил о насилии над собой.
Дамблдор тяжело сел за свой стол, яркие искорки в его глазах потухли. Артур Уизли, сев рядом с женой, взял ее за руку. Сама Молли Уизли залилась слезами, но больше всего Ремуса удивила реакция МакГонагалл. Она уставилась на Дамблдора с яростью в глазах, которой Люпину прежде не доводилось видеть. Он сам едва не испугался.
— Что еще поведал Гарри? — спросил Дамблдор мёртвым голосом.
Посмотрев снова на директора, Люпин заметил сожаление и печаль в его глазах. Старик винил себя.
— Гарри очень неохотно рассказывал о Дурслях или о чём‑либо ещё, что могло бы разозлить меня, — правдиво ответил он. — Я считаю, Дурсли вымещали на нем всю свою злость, заставив его поверить, что все взрослые поступают также. Он лишь более–менее расслабился, когда мы заговорили о Полуночнике.
