– Эй, стойте, о чем это они!
– Это же радио, а не магнитофон, радио стоять не может.– укоризненно заметил санитар.– А вот уже и подъезжаем. В больнице все узнаешь, там тоже радио есть и даже голубой экран.
И правда, машина лихо взлетела по пандусу вверх, к приемным воротам. Открылась торцевая дверца салона.
– Самодур, на выход, лечиться пора.– позвали его ласково.
Его ждали, к нему тянулись длинные волосатые руки, чтобы упихнуть в черную дыру психлечебницы минимум на месяц.
Радио, которую он принял за магнитофон, еще сказало, что в руке у господина Шермана был зажат отрубленный палец ребенка, скорее всего имеющий отношение к его дочери, похищенной две неделя назад прямо на улице. Ну что это за слова такие элегантные – "имеющий отношение". И еще радио сказало, что господин Шерман был замешан в крупный международный скандал, связанный с новым лекарственным препаратом, именуемый патоцидом, который, по подозрению в токсичности и канцерогенности, был отклонен как американской FDA , так и российским Минздравом...
– Эй, что ты там, заснул?
– Сейчас, сейчас, я вам не блоха, чтобы скакать...
Итак, господин Шерман почему-то не смог спасти свою дочь и решил погибнуть. Неужели, он пожмотился на выкуп? Или он хотел быть правильным и понадеялся на постсоветских шерлок-холмсов? В свою очередь, шерлок-холмсы его не поняли. И вместо того, чтобы шевелиться, сели ждать, пока "жирный кот" выплатит энную сумму и проблема рассосется сама собой.
Страдания господина Шермана, на первый взгляд, казалось, были далеки от господина Шрагина. Сережа не виделся со своим папаней с момента собственного зачатия. Сережины пальцы бессмысленно было посылать папе, ввиду отсутствия получателя. Полупарализованный поэт Кривоходько, которого его мама некоторое время выдвигала на роль папы, давно спился и не мог отличить пальца от сосиски, а сосиски от пиписки. Не было речи и о том, чтобы кто-то похитил Сережиного сынка Вовку в деревне Носопаткино. Вовка любым киднепперам таких бздей накидает, что они после этого смогут разве ботинки ему лизать в лежачем положении. Но с другой стороны лишь одно воспоминание хранилось в почти-живом и ярко-цветном виде в памяти Шрагина.
... Руки-клещи прижимают его щекой к какой-то склизской доске, прямо перед глазом шевелит усиками, будто силилась пообщаться глянцевая жужелица. Там за жужелицей, виднеется его кисть, лежащая на той же доске. Один "дедушка"-сержант держит ее запястье, другой зажимает его шею под мышкой, третий подносит штык-нож к его пальцам. Кисть кажется жужелице огромной горой типа того самого Эвереста, но в руке первого "деда" она выглядит чем-то незначительным вроде зубной щетки. Потом лезвие кидается вниз. Боль возникает как будто с другой стороны тела, а потом шквалом кидается к руке...
Шрагин нарочито медленно выбирался из машины, мучаясь от крайне неприятного ощущения – как будто что-то натягивается в его голове и хочет оборваться.
Эту девочку никто никогда не спасет. В грязной и холодной яме инфекция обеспечена. Сепсис, гангрена. Вспышка огня в маленьком тельце, засохшие губы, а потом тепло уходит навсегда. Это ощущение было сейчас на его ладони...
Девочку никто никогда не спасет, кроме. Три года назад он встретил в электричке господина Шермана и его дочку, тогда еще Андрей Арьевич еще ездил на общественном транспорте загаженного типа. Сергей знал его по Одессе, если точнее по школе, слегка так, потому что Андрей был младше на несколько лет. Шермана было не трудно узнать, низенький, кругленький, рыжеватые кудряшки, как был карапуз с виду, так и остался. А вот сам Шерман долго таращил свой и без того лупоглазый зрительный аппарат, пытаясь распознать неожиданного собеседника.
В итоге, не только распознал, но и взял Сергея в свою фирму. А девочку звали Аня. В электричке она почти все время молчала, но подарила ему гриб на прощание...
Шрагин почувствовал поворот, за которым его ждет Виртуэлла, сейчас маленькая и печальная. Она была похожа на украденную Аню Шерман и на соседскую девчонку, которая тридцать лет назад таскала ему сладости из буфета своего папы – полковника КГБ. Виртуэлла просила о помощи слабым прерывающимся из-за каких-то помех голосом. И он не мог прогнать ее, хотя она была явным призраком его нездоровья. Еще он увидел картинку. Спасенный ребенок сидит на одной его руке, в другой – опущенный меч, на голове пилотка, на плечах монументальная плащ-палатка. Он только что грохнул этим самым мечом всех негодяев-похитителей, лихо выверчивая восьмерки самурайским лезвием.
Шрагин не стал думать, что пригрезилось ему новое издание памятника русскому солдату-освободителю в берлинском Трептов-парке, разве что меч позаимствован у мастеров кэндо.
Вместо этого он подумал, что еще мгновение и поворот исчезнет.
<код>
тип ПотокСобытий {
метод бежать() {
если (успеть -– истинно) { я.совершить(мойПервыйПоступок); }
} }
Но я не могу действовать, Виртуэлла, пожаловался он, я привык
оперировать абстракциями: типами и интерфейсами. А не кулаками или ногами.
Ну и оперируй своими кулаками и ногами, также как и своими абстракциями, посоветовала Виртуэлла.
Это была интересная идея. А также больше чем идея.
Наружнее пространство стало медленным, холодным и плоским. Внутреннее пространство осталось теплым и в нем находился виртуальный Шрагин – маленький подпрограммист, быстрый и решительный. Подпрограммист как будто застрочил от бедра из прототипинг-сканера, который быстро пропесочил примыкающую действительность, угадывая имена и свойства объектов. Подпрограммист как будто запустил объектный сшиватель и тот соединил нужные вещи эластичные нитями будущих событий.
Эта эластика и вытолкнула Шрагина, как тело, из точки покоя.
Он дважды хряпнул санитара, сперва головой в живот, где как будто пробил ей заслонку из мышц, а потом коленом в челюсть – до хруста.
Он, почти не чувствуя веса, устремился прочь от приемного покоя института имени Бехтерева.
Он обнаружил, что водитель с физиономией, выражающей ярость, догоняет его. Резкая остановка с подкатом помогли оторвать преследователя от поверхности Земли, а затем припечатать к асфальту. Выражение ярости у водителя сменилось выражением плаксивого недоумения...
Снизу по пандусу въезжал легковой автомобиль. Сейчас или никогда. Шрагин запрыгнул на бампер легковушки, пробежался по капоту, крыше и... приземлился за багажником. Ну надо же. Все так просто – словно в компьютьерной игре, на уровне для "начинающих".
Несколько секунд Шрагин потратил на то, чтобы признать свой успех и вычислить новое направление для своего тела. Тело рванулось к воротам для въезда автотранспорта. Створки ворот уже закрывались, движимые электромеханизмом. Сзади вздымался на ноги могучий санитар. Отрывался от асфальта и озлобленный шофер с красной соплей под носом.
