— Слишком странно?
— Нет, слишком буднично. Такие громадные невероятные события, и их участник, даже весьма важный участник, сидит за столом… Мы пьем вино и… — Кари вспомнил о зажатой в руке снеди и принялся задумчиво жевать. Ингви наблюдал за ним с привычной кривой ухмылкой. Граф проглотил кусок и закончил:
— Как-то… ну, слишком просто, заурядно. Подобные дела обычно разве что описываются в священных книгах, а живых свидетелей не бывает.
— Тогда тебе повезло, ты видишь живого свидетеля. Однако к делу. Гангмар, говорю я, бродяга и непоседа. Он забросил паству, но прирученные им племена по-прежнему веруют. Они существуют, их чародеи обучены магии, но теперь они лишились источника маны. Тебе, Кари, не приходилось испытывать, каково это, лишиться маны, а я пошлялся вдали отсюда, бывал за морями, там невероятно бедный фон… Странное ощущение. Будто тянет обратно, к источникам маны, что-то зовет, лишает сна, в душе вечное беспокойство…
— Ага, — подтвердил Филлиноэртли, — то-то ты такой странный был.
— И что же предпримут дикари? Как вы полагаете? — Счастливчик вернул разговор в прежнее русло.
— Я допускаю, что они отправятся на поиски утраченных богов. Мана влечет их, зовет и тянет, а источник маны — боги. Этим очень хорошо объясняется возросшая активность северных разбойников. Их волхвы все более уверенно владеют магией, они уже чувствуют, где их посохам легче заряжаться маной. Обратите внимание, прежде морских разбойников вели здоровенные рубаки, вроде Трорма Оди или Хольна Плешивого, а нападением на Верн руководил уже северянский чародей. Колдуны берут власть в свои руки, и народы, повинуясь им, выступают на поиски утраченных богов, иными словами — устремляются к источникам маны. Как вам такая картинка?
— То есть… — Кари задумался на минуту, потом до него дошло. — То есть выйдет переселение народов, как в мире демонов… А ваши дикари тоже утратили бога?
— Это случилось примерно за две тысячи лет до моего рождения, — Ингви пожал плечами, — многое было забыто. Однако в конце концов потомки переселенцев уверовали в одно и то же божество… хотя и чтили его по-разному. Еще добавлю, что походы варваров в моем мире были направлены к месту, где земное воплощение бога было рождено, убито, и затем воскрешено… но я не стану утомлять вас подробностями чужого вероучения. Здесь важно другое.
— Что в результате походов была разрушена империя? — догадалась Ннаонна.
Король кивнул. Помолчали. Потом Ингви напомнил:
— Я стараюсь составить карту Мира по рассказам путешественников. Пока не получается, но, как ни крути, пути дикарей к Империи пройдут у наших границ.
Завидев мужа стоящим, Санелана обернулась к священнику и, рухнув на колени, принялась целовать ему руки. Когер с перепугу вырвал ладони и отшатнулся. На лице простодушного клирика было изумление, граничащее с ужасом — сама императрица… целует руки…
— Отче, ваши молитвы вернули моего супруга! — прорыдала императрица.
Огромные слезы катились по круглым щекам, но женщина их не замечала. Когер на всякий случай отступил еще на два шага.
Алекиан выпустил шторы и заковылял к ложу. Архиепископ торопливо подскочил и попытался подхватить больного, подставить руку — император отстранил Мунта и устало опустился на смятые перины. На слезы жены Алекиан взирал совершенно безразлично, должно быть, ему сейчас было очень худо. На минуту все смолкли, только Санелана всхлипывала и шмыгала носом.
Потом Алекиан разлепил бледные губы и тихо произнес:
— Дорогая, вели подать воды. Я должен умыться перед советом.
— Перед советом? — растерянно отозвалась женщина.
— Да, совет соберем немедленно. Я слишком долго отсутствовал, чтобы теперь терять время. Кстати, мне понадобится платье.
Императрица кивнула и, торопливо вытирая мокрые щеки, удалилась. Тут же из коридора донеслись ее распоряжения, голос Санеланы звучал вполне твердо, будто она не рыдала минуту назад. Она имела очень четкие представления о том, как следует вести себя императрице, и старательно следовала идеалу. В частности, никогда не проявляла ни малейшей слабости при слугах.
Алекиан обернулся к клирикам.
— Отец Когер, ты можешь идти. Мы позже решим, как вознаградить тебя, и как лучше воспользоваться твоим необычайным даром.
Оставшись с Мунтом наедине, император задумчиво произнес:
— Человек великих талантов и ничтожного ума. Интересно, его способности имеют магическую основу?
— Нет, — уверенно ответил глава Церкви. — По моему приказу Когера испытывали весьма тщательно. Он не чародей… слава Гифингу, что дело обстоит так, ибо магия — всегда ересь. Когер — другой. И счастье, что в годину суровых испытаний Пресветлый послал нам этого святого человека. Смиренного плотью и могущественного духом.
— Должно быть, его сила сродни возможностям эльфов. Мне объясняли, что эльфы не пользуются магией, но просят Гунгиллу о том и этом, а она дает. Молитвы нашего Когера, обращенные к Гилфингу — нечто подобное. Однако, к делу. Нынче на совете я наслушаюсь вестей о том, какие беды стряслись за время моей болезни. Но сперва скажите коротко — чем именно мне следует озаботиться в первую очередь. Ваше мнение мне очень важно.
— В первую очередь, братец, тебе следует научиться говорить «мы», имея в виду себя, — Коклос Полгнома выбрался из-под кровати, отряхнул пыль с камзола и направился к выходу. Уже взявшись за дверную ручку, карлик бросил через плечо, — как видишь, я демонстративно отказываюсь подслушивать секреты империи. Они меня не интересуют.
В коридоре шут буркнул:
— Некогда я дал братцу совет слушаться советов дурака. Но не до такой же степени! «Ваше мнение мне очень важно»! Подумать только… О Гилфинг, на кого он меня променял! А ведь раньше его в первую очередь заинтересовало бы мое мнение! Даже не вспомнил! И еще братцем называется! Ужасные времена, ужасные времена…
Коклос побрел прочь от императорской опочивальни. За углом послышались голоса и торопливые шаги — возвращалась Санелана. За ней неслись слуги с тазами, бритвами, мисками и шитыми золотом нарядами. Шествие топало, шуршало, причитало, бренчало… Карлик нырнул в нишу, задрапированную гобеленом, и затаился, мысленно жалуясь: «Ужасные времена, когда я боюсь произнести шутку вслух!.. Ну как я смогу объяснить братцу, что он слушает не того дурака!»
* * *
Карлик ждал. Вот кавалькада протопала мимо его убежища, затем — стук в дверь, Санелана попросила позволения войти… топот, шорох, звяканье… толкотня на входе в опочивальню… После того, как хлопнула, затворяясь, дверь, Полгнома выбрался из ниши и звонко чихнул. В темных уголках Валлахала пыли скопилось изрядно, но маленький шут давно привык. Пыль стала его союзником — по тому, какие следы остаются на ней, Коклос определял, не отыскал ли кто его убежища. Размеры позволяли карлику протискиваться там, где не мог поникнуть никто другой, так что заколоченные чуланы, забытые галереи, потайные лазы — все было в его распоряжении. Конкуренцию могли бы составить дети и тайные любовники, но при нынешнем императоре детворы во дворце не осталось, а заводить шашни стало небезопасно. Ее величество не одобряла легкомысленных развлечений, вошедших в обычай при покойном императоре.
