В толпе выделялись трое. Старик со слепыми бельмами вместо глаз и двое молодых гребцов, почтительно поддерживающие его с обеих сторон. Старик сделал всего лишь шесть шагов. Нам седьмом его босая ступня опустилась на чье-то тело.
Он остановился и его чуткие пальцы прошлись по груди убитого. Чеканка на панцире. Что-то, похожее на крылья. Герб Пелнов. Крылатый Корабль. Старик отпустил своих провожатых и присел на корточки над своей находкой. Он погрузил пальцы в рану, которую отыскал без труда на шее Пелна. Затем прикоснулся окровавленными пальцами к своим губам. Свобода.
Торвент успел освободить гребцов как раз вовремя: в корму файеланта впились гнутые «кошки». Три лодки, полные Пелнами, спасшимися со второго корабля, тоже хотели внести свой скромный вклад во всеобщее кровопролитие.
13
Все было кончено. Растерзанные разъяренными гребцами тела Пелнов устилали палубу щедрым красным ковром. Пелны, возникшие из ночи на лодках, сообразив, что их предводитель мертв, а четырехъярусный файелант полон вооруженных врагов, почли за лучшее сложить оружие. Герфегесту и Торвенту стоило большого труда уговорить гребцов пощадить пленных. Гребцы загнали Пелнов в трюмы и с радостью наградили их еще теплыми кандалами.
Хозяева Гамелинов наконец вернули клинки ножнам. Герфегест только собрался заключить Харману в крепкие объятия, как рядом с ними деликатно хмыкнул Его Величество престолонаследник.
Герфегест окинул Торвента бесконечно усталым взглядом.
– Ну, что у нас еще на сегодняшнюю ночь? Нападение кашалотов из морских конюшен Орнумхониоров? Густой Воды? Серебряной Птицы? Кстати, где Двалара и Киммерин?
– Не знаю. Но я хотел бы поскорее познакомить вас, Хозяева Гамелинов, с одним человеком, которому мы все обязаны жизнью. Поскорее – именно потому, что никто не знает, что нас ждет через день, через час, через мгновение.
Герфегесту сейчас не хотелось знакомиться ни с кем, будь то хоть сам Лишенный Значений. Герфегесту сейчас хотелось только одного: разыскать на этом проклятом файеланте бывшие апартаменты Глорамта и, разделив с Харманой переполняющую его любовь, проснуться вечером следующего дня. Однако Герфегест был Хозяином, а удел Хозяина – знакомиться с людьми, которым он обязан жизнью.
Герфегест сделал самое что ни на есть заинтересованное лицо и, вскинув брови, спросил:
– Ну и где этот добрый человек?
– Я здесь, Последний Конгетлар, – раздался голос за спиной Герфегеста. В глазах Харманы отразился старик, заросший сивой бородой до самых глаз.
14
– Я ждал этого разговора где-то около года, – сказал Торвент, наполняя свой кубок вишневой водой. – Хотя и сделал все для того, чтобы он не состоялся.
Герфегест воззрился на Торвента в удивлении. Он-то думал, что пятнадцатилетний престолонаследник только в нарк с дворцовой челядью поигрывал да соколиной охотой забавлялся.
– Вы сами противоречите себе, Ваше Величество.
Но Торвент, похоже, не спешил с объяснениями. Зикра Конгетлар был большим любителем говорить многозначительными загадками, сыпать парадоксами и называть черное белым. Торвент, и это неудивительно, отличался той же страстью. Изысканные речевые политики были такой же жизненно необходимой частью престолонаследника, как кожа и легкие.
Разговор обещал быть необычным, трудным, истощающим. Но, с другой стороны, ведь только ради этого разговора «Жемчужина морей» и прибыла в мертвые земли Конгетларов. Только ради того, чтобы уста Торвента разверзлись.
– Долой церемониальную ерунду, – отмахнулся престолонаследник. – Не думаю, Герфегест, что тебе понравится, если я буду называть тебя Рожденным в Наг-Туоле Хозяином Павшего Дома Конгетларов и Новым Хозяином Дома Гамелинов вместо того, чтобы называть тебя просто Герфегестом.
Герфегест кивнул. Долой так долой. И в самом деле, как-то неловко называть безусого юнца на «вы», рассыпаясь в титулатурах. Даже если этот юнец – сын Зикры Конгетлара и та-лан отражение все того же Зикры Конгетлара.
– Семя Ветра – игрушка для сильных духом. – Торвент смотрел на Герфегеста своим ясным взором и голос его был столь же светел, как его взгляд. – Ты нашел его. Ты показал себя достойным хранителем Семени Ветра. Я не вмешивался. Но пришли другие времена. Примерно год назад то, о чем было известно только мне и тебе, стало известно Ганфале. И тогда я решил поговорить с тобой в первый раз.
Торвент умолк и на лице его блуждала таинственная улыбка. Казалось, он экзаменует Герфегеста на сообразительность.
– Так отчего же ты не поговорил? – спросил Герфегест. – Да и как ты, собственно, мог поговорить со мной, когда я находился в Сармонтазаре, а ты, насколько мне известно, во дворце своего отца Лана Красного Панциря, под охраной стен Рема Великолепного?
– Мы оба знаем, что расстояния препятствуют лишь простым смертным. Разумеется, я не собирался ломиться сквозь Врата Хуммера и подвергать себя опасностям пути через Пояс Усопших. Но уже тогда я был достаточно сведущ в плетениях нитей мироздания, чтобы сделать попытку предупредить тебя о том, что Семя Ветра не стоит отдавать первому встречному.
– Что же это была за попытка? – спросил Герфегест, который не мог взять в толк, на что намекает Торвент.
– Тайен, – улыбнулся Торвент.
Герфегест почувствовал, как его сердце сжалось до размеров сушеного плода инжира. Тайен. Первая жертва козней Ганфалы. Охотница, любимая им столь сильно, что лишь неземная любовь Харманы смогла вытеснить ее образ из его души. Герфегест ничего не сказал, дожидаясь пояснения.
– Тайен была Сделанным Человеком, – невозмутимо сказал Торвент. – И сделал ее я.
Прошло несколько коротких колоколов, прежде чем Герфегест решился вымолвить хоть слово.
– Я понял, что она не человек. Но кто ее сотворил… – прошептал Герфегест, перед мысленным взором которого пронеслось то одинокое утро близ святилища, омытого кровью его прежней возлюбленной. Лиса, богомол, дрозд…
Горхла, за его спиной деловито поедающий бражника. Похоже, Горхла не был таким простаком, как он, Герфегест!
– Я сделал ее, вложив в нее всю свою пробудившуюся силу. Она была хороша. Очень хороша. Но случайность погубила мой замысел. И имя этой случайности тебе, должно быть, известно.
– Любовь, – прошептал Герфегест, сжимая кулаки.
– Любовь, Герфегест, – согласился Торвент. – Сармонтазара сильно изменила тебя. Ты был уже не тот коварный и холодный мальчишка, которого Зикра Конгетлар учил орудовать волчьей метелкой, ломать железные прутья и сверять путь со звездной пылью, не вспоминая о своем сердце. Ты, конечно, не перестал быть Конгетларом, но в тебе осталось от человека Алустрала не больше, чем во мне сейчас Зикры Конгетлара, – со значением улыбнулся Торвент. – Тогда я не знал этого. И Тайен не знала. Вы полюбили друг друга и твоя любовь позволила ей обрести собственную волю и собственную жизнь. Для моего замысла это было пагубно. Тайен перестала слушаться. Она забыла обо всем, что должна была тебе сказать. Забыла о Семени Ветра. Забыла обо мне. Когда ты подобрал ее, покалеченную снежным барсом, она еще помнила что-то, кроме той незамысловатой легенды о деревне, где она якобы выросла, и баек о промысле зверя, которым она якобы занималась. Всеми этими рассказами я забил ее голову, дабы оттенить главное – рассказ о Семени Ветра. Но спустя три дня после вашей встречи было уже бесполезно взывать к ее послушанию. Глупая девочка уже не слышала моего голоса. У марионетки из плоти и крови нашлись занятия поинтересней – она просто захлебнулась твоими поцелуями…
