– Это приготовила миссис Беале. Я сама не умею.
Люцивар зачерпнул еще немного питательной жидкости и пожал плечами:
– Готовить вовсе не так уж сложно. – Подняв глаза, он невольно задался вопросом: бывали ли в истории случаи, когда взрослого мужчину забивали насмерть столовой ложкой?
– Значит, ты сам умеешь готовить? – зловеще поинтересовалась она, а затем сердито вздохнула. – Ну почему, почему столько мужчин вокруг умеют готовить?!
Люцивару пришлось прикусить язык, чтобы не ответить: «Из чувства самосохранения». Он задумчиво прожевал и проглотил еще несколько кусков, а затем задумчиво произнес:
– Я могу научить тебя готовить – при одном условии.
– Каком?
За мгновение до того, как ответить, Люцивар ощутил странную ломкость, непонятную хрупкость в ее душе, однако он был Верховным Князем и не мог перебороть себя.
– Кровать достаточно велика для нас двоих, – тихо произнес он, отметив, как быстро с лица девушки схлынули все краски. – Если тебя это не устраивает – ничего страшного. Однако, если кому-то придется спать у очага, это буду я.
Он заметил, как она вспыхнула от гнева, но быстро взяла себя в руки.
– Постель нужна тебе самому, – сквозь стиснутые зубы прошипела она. – Исцеление еще не завершилось.
– Поскольку здесь нет больше никого, кто мог бы о тебе позаботиться, я, как и любой Верховный Князь, считаю своим долгом и удовольствием взять эту задачу на себя. – Его слова соответствовали древним обычаям и традициям, которыми слишком долго пренебрегали в Террилле, однако по рассерженному рычанию, вырвавшемуся из горла девушки, Люцивар понял, что в Кэйлеере Кодекс по-прежнему не утратил силы.
– Хорошо, – напряженно произнесла она, зажав коленями дрожащие руки. – Разделим кровать.
– И одеяла! – торопливо добавил он.
Враждебный взгляд сочетался с легкой улыбкой, и эта странная комбинация подсказывала, что Джанелль еще не знала, что думать об этом предложении. Откровенно говоря, Люцивар тоже не знал.
– Полагаю, тебе понадобится еще и подушка!
Эйрианец одарил девушку ленивой, надменной ухмылкой:
– Разумеется. И обещаю не пинаться, даже если ты храпишь.
С таким знанием эйрианского языка девушка могла бы заставить покраснеть бывалого Капитана охотничьего лагеря.
Лишь намного позже пришла другая мысль, нанеся неожиданный и очень болезненный удар, когда Люцивар уже лежал в постели на животе, раскрыв крылья, а Джанелль отправилась на вечернюю танцульку с волками – странное и очень глупое слово, которое вместе с тем предельно точно характеризовало сложные, запутанные фигуры, которые волки выписывали вокруг девушки, в сумерках снуя вместе с ней между деревьями.
Он отправился к Кальдхаронскому Потоку, намереваясь таким образом проститься с жизнью, но вместо этого не только избежал смерти, но и нашел живую легенду, Королеву своих грез.
Люцивар улыбался, а по его щекам потекли горячие, очень горькие слезы.
Он был жив. Джанелль была жива. Но Деймон…
Люцивар по-прежнему не знал, что произошло на Алтаре Кассандры. Не знал, почему простыня была пропитана кровью девушки, что именно сделал тогда Деймон, но зато начал понимать, чего это ему стоило.
Вжавшись лицом в подушку, чтобы заглушить всхлипы, зажмурившись в тщетной попытке отогнать обрушившиеся на него образы, он все равно видел своего брата. В Прууле той ночью, измотанного, но преисполненного решимости. В руинах Зала Са-Дьябло в Террилле, с выжженной липким кошмаром безумия душой, готового умереть. Снова слышал отчаянный, наполненный страхом голос, когда Деймон отрицал свою вину в ее смерти. И мучительный крик, раздавшийся среди нагромождения камней в руинах.
Если бы Люцивар не был до такой степени одержим горечью той ночью, если бы ушел вместе с Деймоном, они бы непременно отыскали способ пройти через Врата. Вместе они бы добились своего. Они бы нашли ее и провели все эти годы рядом с Джанелль, видели бы, как она взрослеет, меняется, участвовали бы в превращении ребенка в женщину, в Королеву.
И у Люцивара по-прежнему был этот шанс. Он останется с ней, будет рядом на протяжении этих последних лет юности, а затем познает счастье служить ей.
Но Деймон…
Люцивар изо всех сил впился зубами в подушку, заглушая собственный крик, полный невыразимой муки.
Но Деймон…
Люцивар стоял на границе леса, не решаясь переступить черту, разделявшую сплошные заросли и залитый солнцем луг. День выдался довольно жарким, поэтому оставаться в тени было гораздо приятнее. Кроме того, Джанелль отправилась куда-то, ссылаясь на неотложные дела, следовательно, не было особых причин торопиться назад.
Дым спокойной трусцой нагнал эйрианца, придирчиво выбрал дерево, задрал заднюю ногу и вопросительно посмотрел на своего спутника.
– Я пометил территорию давным-давно, – напомнил Люцивар.
Волк фыркнул, выразив свое честное мнение о человеческих способностях адекватно помечать территорию.
Развеселившись, Люцивар подождал, пока Дым отойдет наконец от дерева, а затем сделал шаг вперед и расправил крылья, чтобы они побыстрее высохли. Вода в озерце, питавшемся от нескольких источников, которое ему показала Джанелль, еще не успела прогреться, однако он с наслаждением окунулся.
Люцивар медленно помахивал крыльями, наслаждаясь этими движениями. Исцеление шло очень быстро. Если и дальше не возникнет никаких проблем, то уже на следующей неделе он попробует оторваться от земли. Терпеливое ожидание давалось Люцивару очень тяжело, однако к концу дня, ощущая приятную боль в натруженных мышцах, он понимал, что Джанелль все рассчитала верно.
Сложив крылья, Люцивар неспешной трусцой побежал к хижине.
Убаюканный упражнениями и теплом солнца, он не сразу сообразил, что два молодых волка неспроста мчатся ему навстречу.
Джанелль, разумеется, научила его общаться с родством, и Люцивар почувствовал себя польщенным, узнав, что они очень избирательны и придирчиво оценивают людей, решая, стоит говорить с ними или нет. Тем не менее сейчас, ощутив напряжение при виде спешащих к нему волков, он невольно задумался, насколько сильно их мнение о нем зависело от присутствия Леди.
Однако минуту спустя он едва не был сметен с ног меховыми клубками – один волк обежал его сзади, подталкивая в спину передними лапами, второй, поскуливая, прыгал, пытаясь лизнуть человека в лицо и требуя утешения.
Их мысли бились о его разум. Животные были слишком расстроены и обеспокоены, чтобы думать связно.
