И на предплечьях его вздулись мышцы, усиливая хватку, способную сломать весло.
Где-то, невидимое для нас, село солнце.
Снорри поднял руки, сомкнул их на запястьях Свена Сломай-Весло, которые почернели от этого прикосновения. Сломай-Весло оскалился, когда Снорри поднял голову и оторвал его пальцы со своей шеи. Внезапный резкий рывок вниз — и предплечья Свена сломались, из кровавого месива выступили кости. Удар тыльной стороной руки — и он упал рядом с Туттугу.
— Ты? — Голос Снорри смешался с голосом Аслауг. Он встал. — Это передо мной должен трепетать Север.
Он держал в руках щит Свена, в глазах была лишь тьма.
— Лучше. — Свен Сломай-Весло нашел в себе силы засмеяться. — Ты даже, может, и лучше справишься. Уничтожь их, Снорри, пошли их обратно в Хель.
Снорри опустился рядом с ним на колени.
— Я боюсь их, Снорри, да проклянут их боги. Да проклянут боги их всех.
— Где Фрейя? — Снорри схватил его за шею и принялся колотить головой об пол. — Где мой сын? Где он?
Он даже не кричал, а рычал в лицо врагу.
— Сам знаешь!
Сломай-Весло сплюнул кровью.
— Ты скажешь мне!
Снорри надавил ему большими пальцами на глаза.
Как раз в этот момент, когда он начал давить, а Сломай-Весло не то завопил, не то засмеялся, я потерял сознание.
Моменты бесчувствия были для меня единственным спокойным периодом в Черном форте. Впрочем, и они миновали через несколько секунд.
— Время умереть, Сломай-Весло.
Снорри, руки которого были в крови, низко нагнулся над поверженным гигантом.
Тот забулькал кровью.
— Сожги мертвых…
На большее у Свена Сломай-Весло не было времени. Снорри размозжил ему голову резким ударом тяжелого щита.
— Снорри.
Я едва мог шептать, но он поднял глаза, из которых ушла тьма, — они снова были ясными и прозрачно-голубыми.
— Ял!
Невзирая на раны, он мгновенно очутился рядом и, глухой к моим протестам, схватил меня за капюшон теплой куртки. На миг я подумал, что Снорри собирается мне помочь, но он подтащил меня к Эйну и уложил рядом.
Красный викинг рядом с Эйном выглядел вполне себе мертвым, но Снорри на всякий случай отобрал у него кинжал и перерезал ему горло.
— Живой? — Он повернулся к Эйну и отвесил ему пощечину. Эйн застонал и открыл глаза. — Хорошо. Сможешь помочь ему, Ял?
— Я? — Я поднял руку. Сам не знаю зачем — может, чтобы воспротивиться предложению, но это лишь вернуло мне еще один проблеск воспоминаний из самой гущи битвы — что я тоже ранен, в бедро. — Да я еще в худшем виде, чем он.
Учитывая, что некоторые раны я получил, не осознавая этого, или просто забыл, это было почти правдой. Но у Эйна была колотая рана в груди. Она пузырилась кровью с каждым вдохом. Смертельная.
— Ему хуже, Ял. И ты не можешь вылечить себя сам, мы же знаем.
— Я не могу вылечить вообще никого, когда сам умираю. Это меня доконает.
Хотя, если умру, по крайней мере больше не буду мучиться. Казалось, что мой бок нафаршировали толченым стеклом.
— Магия здесь сильнее, Ял, ты, наверное, почувствовал ее, когда пытался прорваться? Я почти вижу, как ты светишься ею.
В голосе послышались умоляющие нотки. Он жалел не себя — на это он был не способен, — а последнего из своих соотечественников.
— Иисусе! Значит, вы меня все же доконаете.
И я шлепнул ладонью по ране Эйна — крепче, чем следовало бы.
Моя рука мгновенно вспыхнула, так ярко, что на нее было больно смотреть. Боль моя неимоверно усилилась, с ребрами творилось нечто невообразимое. Я почти тут же отдернул руку, тяжело дыша и ругаясь, сплевывая кровавую слюну.
— Хорошо. Теперь Туттугу!
Меня поволокли, и я одним глазом увидел, как Эйн с трудом сел, озадаченно тыча в залитую кровью, но неповрежденную кожу там, где кинжал вошел ему под ребра.
Снорри положил меня рядом с Туттугу, и мы встретились взглядами, оба слишком обессиленные, чтобы говорить. Викинг, который и так был бледным, стал уже и вовсе синевато-белым. Снорри перевернул Туттугу, довольно легко, несмотря на то что тот был отнюдь не худ, отвел его руку от раны на животе и невольно втянул воздух сквозь зубы.
— Худо. Тебе нужно вылечить это, Ял. Остальное подождет, но не это. Кишки перерезаны.
— Не могу. — Я бы уж лучше проткнул себе ладонь ножом или взял в рот горящий уголь. — Ты не понимаешь…
— Он умрет! Я знаю, что Арне ушел слишком далеко, но это — медленная смерть, ты можешь ее остановить.
Снорри продолжал говорить, слова его уходили куда-то мимо. Туттугу не говорил ничего, только смотрел на меня, и мы оба лежали на холодном каменном полу, слишком слабые, чтобы шевелиться. Я вспомнил, как он сказал мне на склоне холма над Трондом, что сбежал бы с любого поля боя, будь у него ноги подлиннее. Родственная душа, почти так же погрязшая в страхах, как и я, но все равно явившаяся сражаться в Черный форт.
— Заткнись, — сказал я Снорри. И он заткнулся.
Подошел Эйн, двигаясь со стариковской осторожностью.
— Я не могу. Правда не могу. — Я покосился на свою свободную руку. Другая все еще зачем-то сжимала меч, — наверное, он кровью приклеился. — Не могу. Но отправляться в Вальхаллу с триппером — не дело.
И я снова показал взглядом.
Наконец Эйн понял намек. Я крепко зажмурился, заскрипел зубами, сжал все, что можно было сжать, и он схватил меня за предплечье и положил мою руку на рваную рану Туттугу.
Оказалось, исцелить Эйна было совсем не сложно…
Я очнулся у жарко натопленного очага. Бок, зараза, болел, но тепло радовало несказанно, и если не шевелиться, то было очень даже хорошо.
Постепенно давали о себе знать другие повреждения. Пульсирующая боль в бедре, колющая в руке, нытье во всех мышцах, даже в тех, название которых я при всем желании не вспомнил бы.
Я открыл один глаз.
— Где Снорри?
Меня уложили на один из столов, на тот конец, что ближе к огню. Эйн и Туттугу сидели у очага, Туттугу привязывал дощечку к колену, Эйн точил топор. Оба промыли и залатали свои раны — ну, или им кто-то помог.
— Сжигает мертвых. — Туттугу показал на дальнюю дверь. — Строит костер на стене.
Я попытался сесть и тут же лег, страшно ругаясь.
— Да где ж он столько дров возьмет? Почему бы не оставить мертвецов во льду?
— Он нашел дровяной склад и снимает двери с петель, и ставни тоже.
— Но зачем? — спросил я, не будучи уверенным, что хочу услышать ответ.
— Из-за того, что придет с Суровых Льдов, — сказал Эйн. — Он не хочет, чтобы эти тела напали на нас.
