Без протекции старого знакомого Рустагиру вряд ли удалось за два дня до королевского бала раздобыть себе достойное придворное платье — все портные Суарда, разумеется, не спали ночами, спеша обеспечить новым гардеробом всю поголовно столичную и понаехавшую к гонкам из других мест аристократию. И на просьбу, пусть даже подкрепленную пятикратной, против обычной, платой, только скорбно разводили руками. Предусмотрительный же посол, оказывается, имел собственного портного, ничем не уступающего лучшим столичным мастерам и с удовольствием нагрузил его дополнительной работой. Так что на следующий же вечер после приезда парадный костюм по последней столичной моде дожидался шера Рустагира в его комнатах.
Опять-таки, благодаря послу перед ним вмиг открылись двери чуть ли не всех домов. Стоило ему только намекнуть на свое желание познакомиться поближе с местным высшим светом, довольный донельзя и гордый собственной щедростью Кемальсид высыпал перед ним изрядную груду приглашений. Сияющий вид посла, предлагающего дорогому гостю самому выбрать, куда направиться в ближайший вечер, вызвал у Рустагира невольную улыбку. Пусть ирсидский посол и прожженный дипломат, шагу не ступающий без политической выгоды, но до чего обаятелен! Жизнелюбие так и брызжет, заражая всех окружающих прекрасным настроением.
На приеме у графа Свангера шер Рустагир ещё не раз имел возможность убедиться в том, что ирсидский посол действительно прекрасный дипломат. Казалось, его рады видеть все, от хозяина дома и до последнего молодого обормота, расточающего комплименты графской дочери. Именно там Рустагир и узнал — почти случайно — некоторые подробности о предмете собственных чаяний. От одного из обормотов, по счастливому стечению обстоятельств не только присутствовавшему на последнем парадном обеде у юного короля, но и вздумавшего поделиться пикантной историей с той самой хозяйской дочкой.
Едва услыхав краем натренированного уха слово «принцесса», Рустагир не замедлил присоединиться к увлекательной беседе. Вытрясти из самодовольного павлина все подробности оказалось просто до отвращения. Совсем немножко грубой лести и намек на заинтересованность, и молодой хлыщ разлился соловьем. О себе в основном, но с помощью наводящих вопросов выдал все, что только знал, предполагал и ещё больше того. Но больше Рустагиру уже не интересовало, и он под благовидным предлогом покинул компанию юнцов.
Вечер оказался на диво плодотворным. Удалось не только раздобыть ворох полезных и не очень сведений о политической ситуации и придворных течениях, но и завести несколько весьма перспективных знакомств. В частности, с бароном Тейсином и его юной дочерью. Кроме богатства и родовитости у барона присутствовало ещё одно неоспоримое достоинство — приближающаяся помолвка его единственной дочери с королевским фаворитом, шером Дуклийлоном. А, следовательно, некая возможность приблизиться к самому королю и его сестре. Хоть этот вариант и не казался Нимуе самым простым, но не отказываться же от возможности, которая сама в руки просится? И он потратил добрых полчаса на беседу с бароном, в результате выяснив, что сам барон прочитал все его книги, и будет счастлив принять его в своем доме в любое время. Искренне восхищение шера Тейсина доставило Рустагиру несколько приятных мгновений. И вызвало желание воспользоваться его приглашением даже в том случае, если это и не будет столь уж необходимо для дела. В конце концов, никогда не знаешь, что и когда может пригодиться. Не разбрасываться же ценными знакомствами? Да и просто получить удовольствие от беседы с умным человеком, ценящим хорошую литературу.
239 год. Суард, первый день Осенних гонок.
Всего несколько минут покоя… всего несколько минут слышать биение любимого сердца, согреваться в сильных руках… и всего один короткий поцелуй, в котором все — и прощение, и нежность, и обещание. Маленькое затишье перед последней, самой сокрушительной волной урагана, чтобы только вспомнить о твердой опоре под ногами.
Они чуть не столкнулись у выхода в сад. Маркиз, отравленный ревностью и горечью неминуемой потери, и едва нашедшие друг друга принцесса и наемный убийца. Один взгляд на Шу, тихо светящуюся счастьем, и Тигренка, бережно, словно хрупкую бабочку, придерживающего её за руку, развеял его последние надежды. Они оба мерцали розово-золотой паутиной любви, связанные в единое целое, и вмешаться, нарушить волшебную гармонию между ними, показалось Дайму кощунством. Сейчас, вне шумного зала, не играя на публику, Тигренок вовсе не казался прекрасной неживой куклой, наподобие фарфоровых болванчиков, кивающих головой. Магия ошейника, лишающая его воли и чувств, оказалась всего лишь иллюзией — не может у бездумного раба быть такого лица, таких глаз. Живых, полных надежды и печали, любви и боли. Один взгляд, и Дайм готов уже был отступить, скрыться с глаз долой… не успел. Шу тоже заметила его и замерла. Вина, страх, боль… как же ему не хотелось видеть в ней всё это. И глаза Лунного Стрижа, как в зеркале — ревность, горечь, отчаяние и ненависть. На миг Дукристу даже стало смешно. С какой стати ему-то ревновать? Он что, слепой? Шу принадлежит ему вся, целиком, без сомнений и оговорок.
— Здравствуйте, маркиз, — принцесса присела в реверансе. От её официального тона и опущенных глаз Дайму нестерпимо захотелось взвыть или загрызть кого-нибудь. Её спутник тоже поклонился в полном соответствии этикету, но не опустил глаз, полыхнувших темным пламенем.
— Добрый вечер, Ваше Высочество, — светская улыбка намертво приклеилась к губам, давая последнюю иллюзию защищенности. — Праздник удался, вы не находите? — привычная ирония позволяла ему держать себя в руках.
— Несомненно, маркиз. Ваше присутствие столь неожиданный подарок для нас, — Шу хотелось завизжать, как кошке с прищемленным хвостом, и расцарапать ему физиономию.
«Почему ты не сказал? Почему не предупредил, что придешь? Зачем поставил меня в идиотское положение? Какого демона мне пришлось затевать отвратительный скандал, когда ты мог одним словом расставить все по своим местам? Почему теперь я не знаю, чего от тебя ожидать? Зачем ты так смотришь на меня, что я чувствую себя последней дрянью? Почему я так боюсь, и мне кажется, что мир рушится прямо сейчас, на моих глазах, и я ничего не могу с этим поделать?» — Её Высочество не произнесла этого вслух, но Дайм прочитал в её глазах.
— Вы не представите мне вашего спутника, Ваше Высочество? — «из-за которого ты не бросаешься мне на шею, не целуешь, не шепчешь радостно — Дайм, любимый, я так соскучилась, как ты, почему так долго… — и которому досталось все то, о чем я мог только мечтать. И которого я пальцем не трону, как бы ни хотелось растерзать, уничтожить его, и память о нем, но поздно, безнадежно поздно… ты не сможешь забыть его. Что мои надежды против судьбы? Какой теперь смысл в моих безупречных планах? Если бы ещё хоть пару лет, хоть год… если бы… теперь братья могут спать спокойно. Теперь незачем мне этот проклятый венец… почему ты не подождала ещё хоть немного?»
