— Постараюсь, — с кивком ответил Мендельн. Он даже спешиваться не стал — хотел покончить со всем, прежде чем сдадут его нервы.
Серентия подошла сбоку и взяла его за руку, Ахилий присоединился к ней.
— Пусть ваша жизнь будут простой и счастливой, — добавил брат Ульдиссиана.
— Здесь, в Сераме, с простотой проблем не будет, — усмехнулся Ахилий. Он снова обнял новоиспечённую жену. — А в моём случае — и со счастьем!
Она слегка поцеловала лучника, и они в последний раз пожали руку Мендельну. Сын Диомеда развернул лошадь к лесу.
— Собираешься ехать старым охотничьим путём? — спросил Ахилий.
— Да… Парта так пострадала, что я намерен держаться подальше, хоть они и говорят, что угрозы эпидемии больше нет.
— Ну и правильно. Ну что ж, прощай!
— И вы прощайте.
Пара махала ему вслед. Мендельн удерживал на них взгляд, сколько мог… А когда это стало невозможно, подстегнул лошадь и мула, добившись быстрейшего хода, на какой они были способны.
Охотничий путь был старым маршрутом, который в полумиле от Серама превращался в густой лес. Ахилий предположил, что Мендельн последует логике и свернёт к югу, когда это случится, ибо на востоке и севере его животным будет трудно пройти. Тем не менее, когда достиг конца пути, Мендельн остановился и пристально взглянул на деревья прямо по курсу.
По коротком размышлении он достал из-под полы своего дорожного плаща костяной кинжал.
— Я уже здесь.
Оглянувшись, брат Ульдиссиана увидел Ратму стоящим на стволе поваленного дерева. У закутанной фигуры всё ещё имелись проседи в волосах и морщины на лице, заработанные в битве, но в целом он остался таким, каким Мендельн помнил его.
— Спасибо за то, что сохранил мою память, — сказал он Древнему.
— Мне это было не под силу. Траг сделал это.
Мендельн кивнул.
— Он в порядке?
— Он всё ещё в раздражении оттого, что ему пришлось укрывать себя, пока ангелы и демоны обсуждали конец Санктуария, но в остальном — в порядке. Да, он восстановил силы, что бросил на попытку удержать войско в стороне от мира. Ещё он сожалеет о твоей потере, но воздаёт хвалу решению Ульдиссиана… Как и я.
Крепко стиснув кинжал, Мендельн пробормотал:
— Я видел это, Ратма. Он позволил мне. Я видел, как он вложил всё, что и имел, и всё, чем был, в то, что за пределами Санктуария! Я видел, что в конце он был счастлив, потому что знал, что становится частью чего-то… Чего-то прекрасного. Прости, что не могу объяснить лучше, но мне самому до конца не понять!
Ратма спустился со ствола.
— Не беспокойся. Я знаю не больше твоего. Траг понимает гораздо больше, но, очевидно, даже я не подготовлен, чтобы услышать. Будем учиться вместе, а?
Ещё как будете, — донёсся голос дракона. — Ещё как будете, Мендельн уль-Диомед.
Мендельн покачал головой:
— Я устал от себя. Я умер, когда умер последний член моей семьи. Я умер, когда умер Ульдиссиан. Зовите меня как угодно, но только не так.
— Мендельн… — Ратма выглядел негодующим.
Он так хочет… Что ж, если он желает другое имя, у меня есть одно — надеюсь, достойное его.
Мендельн не мог не быть заинтригован. В конце концов, дракон переименовал сына Инария и Лилит из Линариана в Ратму.
— Какое?
Я бы назвал тебя Калан. На языке таких, как я, это означает «учитель», ибо ты поднялся слишком высоко, чтобы мне называть тебя учеником… И мы нуждаемся в тебе, чтобы показывать другим истину Баланса.
Мендельн не знал, что сказать. Он чувствовал, что во многом это был путь, каким можно было воздать честь Ульдиссиану и защитить мир от предательства демонов… И ангелов.
— За поддержание Баланса должно сражаться больше людей, — сказал ему Ратма. — В Балансе — вся надежда Санктуария. Когда настанет день возвращения эдиремов, они не должны встать ни на одну сторону, ибо в этом случае человечество станет всего лишь её придатком и умрёт во имя её целей. Сохраним человечество в равновесии между двумя сторонами, и оно станет хозяином своей судьбы.
В чём и состоит намерение…
Оба мужчины взглянули на небо.
— Что ты подразумеваешь под этим, Траг? — спросил Ратма, который казался таким же сбитым с толку, как и Мендельн.
Но дракон не ответил. В конце концов Ратма снова повернулся к брату Ульдиссиана:
— Нужно тебе ещё кое-что показать. Джунгли Кеджана богаты магическими силами, которые послужат лучшим побуждением для учения тебе и твоим ученикам. Траг перенесёт нас туда.
— А потом?
— А потом я подготовлю тебя к своему уходу. Время нефалемов, как они сказали, давно позади. Один за другим я и мои собратья перестанем быть. Нас меньше даже, чем было до битвы, — он отмахнулся от любых вопросов о подобных ему. — Будущее — вот что важно. Тебе нужно будет учить стольких, сколькие станут слушать. Трое эдиремов, с которых ты начал, должны быть призваны первыми, хотя они и не вспомнят того, что было. Эта ноша возложена целиком на тебя.
Мы сможем продолжить говорить об этом, когда он успокоится и будет готов, — внезапно сказал Траг’Оул.
Ратма слегка поморщился.
— В таком случае, раз ты так нетерпелив, извечный, было бы лучше, если бы ты перенёс нас туда как можно быстрее, — сказал Древний и добавил, обращаясь к сыну Диомеда. — Твои пожитки тоже переместятся. Животные вернутся в стойла твоих друзей, никто не заметит перемены.
— Им не привыкать не замечать.
Закутанная фигура хмыкнула.
— В тот раз ничего нельзя было поделать… Но будущее будет другим. Уж мы за этим приглядим.
Но прошлое не могло быть забыто. Мендельн — нет, Калан — был нацелен проследить за этим. В его планах уже было запечатлеть в пергаменте и на камне всё, что он помнил, хотя бы уже ради тех, кто следовал его путём. Мир не имел права забывать урока Ульдиссиана и надежды, которую даровала ему его жертва.
— Отправляемся, — внезапно потребовал он от дракона. — Чем скорее я начну, тем лучше.
Ратма наградил его редкой ухмылкой. Траг’Оул — чувством надежды.
Приготовься, — предупредил Траг’Оул.
Калан крепче стиснул кинжал, но его мысли были не с заклинанием, при помощи которого Траг’Оул должен был перенести их на сотни миль. Они были с Ульдиссианом.
«Ты дал нам шанс на будущее, брат… И приди Высшее Небо и Пылающий Ад, мы должны позаботиться о том, чтобы мы были его кузнецом, а не кто другой».
И как только подумал это, как только окружающий его лес исчез, Калану показалось, что он мельком увидел фигуру — человека, который выглядел, как фермер, но в действительности был куда большим. Фигура продержалась не больше мгновения ока и, скорее всего, была всего лишь плодом воображения Калана, но всё равно при виде её у брата возросла надежда.
