— Кха. Так, да? — усмехнулся старик. — А что, мало знахарей других в ваших холомо? Что с Пасть-Арьха?
— Убили его, — мрачно отозвался Айюки.
— Жаль, жаль. А Темьба-Ворен?
— И его тоже убили.
— Но это уже не мы! — торопливо добавил Лщаледа.
— Жаль, жаль, совсем нехорошо… — мрачно покачал головой Вером-Паньге.
Старик недовольно закачал седой головой, отвернул угол циновки, открыл люк, свесился в погреб и достал несколько кусков квашеного мяса. Моржатина. Ингарцы режут добытого моржа на огромные куски в половину человеческого веса, крупные кости удаляют, сворачивают кусок так, чтобы со всех сторон на поверхности была только шкура, и зашивают. Полученный «мясной тюк» помещают осенью в глубокий погреб, выложенный камнем и очищенный от земли. За зиму мясо заквашивается, как капуста, и в начале весны его уже можно есть. Хранится в таком виде оно очень долго — Вером-Паньге уже целых два месяца питался только копченой рыбой и квашеной моржатиной.
Впрочем, еще раньше в его рационе вообще была одна только рыба.
— Нехорошее мясо, не сварено, — проворчал Тоньголе.
— Я больше люблю сырое, — холодно улыбнулся Вером-Паньге. — Как твоя жена, Айюки, здорова?
— Да, хорошо все, да овеют добрые ветры твои ноги, — смущенно пробормотал вождь вождей.
Прошлым летом старый знахарь исцелил его молодую жену — ни один знахарь не брался, все говорили, что бедная Мальдах умрет. А Вером-Паньге взялся, изгнал злых духов и даже лица красавице не попортил — а ведь часто после такой хвори у больного выпадают зубы или отваливается нос.
Именно поэтому Айюки чувствовал себя сейчас так неловко.
— Все хорошо, в тягости она, нового хорошего воина носит, — сухо ответил Айюки.
— Воина? А откуда знаешь, что то будет мальчик?
— Чужеземный знахарь сказал.
— Серокожий? — насторожился Вером-Паньге.
— Да.
— И вы верите словам серокожего знахаря?
— Нет. Потому и просим тебя вернуться в племя, помочь людям Айюки своей мудростью.
— Помочь, кха? — ехидно прищурился Вером-Паньге. — Помощь тебе, Айюки?
— Рыбы и шкурок мы не пожалеем.
— Кха, думаешь, мне нужны только шкурки? Нет, Айюки, не прав ты.
— Так что же тебе нужно?
— Правда.
Вожди недоуменно нахмурились. Вером-Паньге ухмыльнулся беззубым ртом, продемонстрировав окостеневшие десны, уже много лет успешно заменяющие ему зубы, проглотил последний кусок рыбы и неторопливо поднялся на ноги. Три пары глаз уставились на старого знахаря, не понимая, что он собирается делать.
— Погадаю я вам сегодня, — объявил Вером-Паньге. — Бесплатно погадаю, просто так.
Он отдернул шкуру, прикрывающую костяной сундук, буквально веющий волшебством, и осторожно поднял тяжелую крышку. Вожди зачарованно следили за его действиями — о искусстве предсказания Вером-Паньге ходили настоящие легенды.
Старик разложил на циновке горсть разнообразных предметов и хитро усмехнулся, глядя на вытянувшиеся лица гостей.
— Устроим большое гадание, кха? — вопросительно кашлянул он, беря в руки горсть ровных гладких шариков, выточенных из мамонтовой кости.
Вером-Паньге работал довольно долго. Сначала он раскладывал по кучкам костяшки, проводя с ними какие-то непонятные манипуляции — то выстраивал их линиями, то вновь ссыпал в общую кучу. При этом он не произносил ни слова.
Результат его не удовлетворил. Более того — ужасно огорчил. С помрачневшим лицом знахарь вынул из сундука клетку с живым леммингом и проткнул зверька длинной костяной иглой. Грызун еле слышно пискнул и затих. Старик невозмутимо выпотрошил трупик костяным же ножом, буквально вывернув его наизнанку. Костлявые пальцы очень долго копались во внутренностях, но в слезящихся старческих глазах все сильнее отражалось разочарование. Окончив копошиться в трупике, он разорвал его на части и бросил в печь. Дым пошел густой и темный, без единого острого конца. Очень плохое предзнаменование. Гадание по жертвенному животному окончилось полной неудачей.
— Очень плохо. Очень все плохо, — цокнул языком Вером-Паньге.
— Погадай еще, Человек с Двумя Именами! — взмолился Айюки.
— Нет, больше не буду гадать вам. Даже не просите.
— Просим тебя!
— Хорошо, погадаю еще.
Знахарь поскреб изуродованную губу, подумал, а затем взял жбан с холодной водой и кусок воска. Воск он растопил и в жидком виде влил в жбан, где тот и застыл на поверхности воды. Вером-Паньге долго что-то бормотал себе под нос, внимательно следя за движениями восковых капель, но в конце концов расстроенно покачал головой. Он аккуратно вынул весь воск и опустил в тот же жбан две иглы, натертые салом и моржовым жиром. Иглы мгновенно пошли ко дну, и старик едва не закричал от ужаса.
Вожди нервничали все сильнее.
— Нет вам доброго гадания, — вынес суровый вердикт знахарь. — Ничто не предвещает доброго исхода. Все плохо у вас будет. Кха!
Вожди переглянулись. Суеверный ужас боролся с жаждой войн и крови. Их с детства приучили не пренебрегать предзнаменованиями и пророчествами, но им до жути хотелось отправиться на юг, в земли мягкотелых людей со светлыми волосами. К тому же предсказания старого знахаря в любом случае ничего не решали — слишком большие силы пришли в движение, их уже не остановить кишками лемминга и воском в холодной воде.
— Отвечай, Человек с Двумя Именами, ты поможешь или нет? — угрюмо проворчал Тоньголе.
— Нет. Не будет вам моей помощи.
Вожди несколько минут сидели молча, медленно жевали квашеную моржатину и словно бы разговаривали друг с другом одними взглядами. В воздухе все усиливался отдаленный шум, пол под ногами еле заметно подрагивал.
— Ты слышишь эти звуки, Человек с Двумя Именами? — нарушил молчание Айюки.
— Слышу, — благожелательно кивнул старый знахарь.
— Ты знаешь, что они означают?
— Знаю.
Вожди снова замолчали. Их лица недовольно кривились. Вером-Паньге повернулся к ним, грустно улыбнулся беззубым ртом и тихо сказал:
— Не нужно так много думать. Что задумали сделать — делайте.
Айюки, Тоньголе и Лщаледа угрюмо кивнули и одновременно сунули руки за пазуху, извлекая на свет толстые костяные трубки. Вожди синхронно поднесли их ко рту и дунули.
Старый знахарь упал, как подкошенный. В его шею вонзились три одинаковых стрелки с костяными наконечниками, смазанными черной вязкой смолкой. Вожди кивнули друг другу — они выстрелили одновременно, никто не сможет сказать, чья именно стрела принесла смерть старику. Разгневанный дух не отыщет убийцу — грех разделен между троими, а карать трех человек за одно убийство нельзя.