— Кого? Какое прощение? — эбрийский султан растерялся еще больше. — О чем она говорит? Сирри, зачем ты нашел каких-то полоумных союзников?
— Под прозванием ре Баллантайн в Эбру несколько дней назад приехал тот, человек из Круахана, чье настоящее имя вне закона, а изувеченное тело на дне гавани. Вернее, мы полагали, будто оно там, — спокойно заметил Сирри, с легким любопытством разглядывая Гвен из-под полуприкрытых век. — Я не стану произносить вслух, как его зовут, тем более и вам, и вашему достопочтенному отцу хорошо известно, из-за кого ваш отъезд в Ташир оказался столь поспешным. Интересно, что ты заговорила о нем, девочка.
— Чтоб мне песка наглотаться! — Зальбагар так резко сел на ложе, что половина подушек съехала на пол. — Да я ни за что… Как ты вообще посмела… никакие ваши северные заклинания меня не заставят даровать ему прощение! И если ты еще раз…
— Вам это и не понадобится, мой властитель, — по-прежнему ровно продолжил Сирри. — Как показывают последние события.
— Что ты имеешь в виду?
Гвендолен сама не узнала своего голоса. Ей показалось, что в голове ударил колокол, заглушающий все звуки и эхом бьющий по вискам.
Сирри ничуть не удивился — то ли его совсем не трогало проявление чужих чувств, то ли другого он и не ожидал. Он сделал какой-то неясный знак в сторону опущенной портьеры, и она раздвинулась. В образовавшийся проем двое слуг внесли, держа за углы растянутый плащ, на котором неподвижно лежал, запрокинув голову, толстый человек. Его камзол был полностью изорван и потемнел от крови, но лицо оставалось относительно чистым и даже безмятежным, поэтому Гвендолен без труда узнала Тенгала. Она со всей силой, которую только могла собрать, тряхнула его за воротник, больше всего на свете боясь, что он не откроет глаза и ничего ей не скажет, и она умрет от разрывающего голову стука крови, не узнав, что произошло.
— Теперь и я знаю, что такое — отдать за него жизнь, — Тенгал не говорил, а скорее сипел на выдохе, но Гвендолен настолько хотела чего-то от него добиться, что ловила каждое слово. — Но я так… и не понял… хорошо это или плохо. Ты тоже хочешь это… узнать, девочка с крыльями? Расскажешь мне… там за чертой, где мы встретимся?
— А куда эти двое дармоедов смотрели?
Хриплый злой голос, выталкивающий слова сквозь зубы, вряд ли мог принадлежать любимому скальду конунга Данстейна и парящей в небесах крылатой деве. Тенгал, впрочем, ответил не переспрашивая — видно, он уже подошел к порогу, с которого видно все и все понятно:
— Они лежали в дальней комнате… с закрытыми глазами и холодные совсем… не шевелились. Гвардейцы их…не стали трогать… решили, что мертвые.
Тогда у Гвендолен Антарей закончились все вопросы. Она выпрямилась и проверила, хорошо ли защелкнута рукоятка меча в ножнах, которые ей недавно подарили вандерцы. Ножны были слишком длинные и вечно колотили ее по ногам, поэтому она приноровилась закреплять их на спине, между крыльями. Она стряхнула с рук золотые браслеты, как лишний груз, но, подумав немного, подобрала с пола пару штук и сунула в нагрудный карман. Плащ съехал на пол с приподнявшихся крыльев, и Гвендолен обязательно оценила бы красноречивый взгляд эбрийского султана, если бы посмотрела в его сторону — но сейчас она ни на кого вокруг просто не обращала внимания, ровным шагом отправившись к окну.
— Скальд конунга не может уйти, не дождавшись заслуженного дара, — сказал ей в спину Лейвхар, но уверенности в его голосе не было.
— Данстейн заведет себе другого скальда, — размеренно произнесла Гвендолен, не оборачиваясь, — можете передать ему в качестве задатка.
— Ты что-то задумала, — утвердительно сказал Улли. Он стоял ближе всех к вскочившей на подоконник Гвендолен и смотрел на нее не отрываясь, как все вандерцы. — Что ты хочешь сделать?
— В какой стороне дворец Хаэридиана? — и поскольку никто не ответил, Гвен равнодушно пожала плечами, пристраивая меч поудобнее. — Впрочем, его будет несложно найти.
— Тебе его уже не спасти, поедем с нами в Вандер. Конунг даст тебе боевой корабль, ты вернешься и отомстишь. С местью надо прожить несколько лет, только тогда она становится сладкой, как мед. А ты сейчас полна горечи.
— Я не собираюсь никому мстить, — Гвендолен полностью развернула крылья, и все невольно зажмурились от ярко-рыжего отблеска, усиленного закатным солнцем. — Мне просто нужно попасть во дворец, только и всего.
— Тебе нужно попасть в приют для умалишенных, женщина, ибо твой разум тебя покинул, — Зальбагар наконец овладел собой и все-таки снизошел до прямого обращения к Гвендолен. — Даже если бы ты не… у тебя не было… одним словом, эрлы и эмиры ждут по нескольку недель разрешения пройти внутрь, не говоря уже про всяких тварей с крыльями.
Гвендолен полуобернулась, держась обеими руками за притолоку и собираясь с силой оттолкнуться. Взлетать из окна все-таки не очень удобно — проще было бы прыгнуть вниз с какой-нибудь открытой площадки, но выбора ей не оставили. Ни один мускул ее лица не шевельнулся, и даже интонация не поменялась в ответ на слова султана Эбры, только глаза сощурились до предела, как перед выстрелом.
— Поэтому я и собираюсь вести себя как тварь и не ждать разрешения. Придется, чтобы оправдать свою презренную репутацию, быть крайне невежливой и взять дворец штурмом.
В Вандере до сих пор многие подростки заучивают наизусть героическую песнь о юноше с крыльями, который один полетел на стены вражеского замка, чтобы спасти своего конунга или погибнуть вместе с ним. Авторство приписывают Улли — но даже он, при всей своей ревнивой привязанности к новому скальду Данстейна не смог сделать героиней песни женщину. Поэтому если бы Гвендолен довелось когда-либо ее услышать, она не узнала бы свой вечерний полет над Эброй. К тому же никаких гордых боевых кличей она не издавала, и солнце не сверкало на ее высоко поднятом клинке. Она летела не скрываясь, но совершенно буднично, ровно взмахивая крыльями, будто гонец, выполняющий привычную работу. Луна уже угадывалась совсем близко к горизонту, но ощущение счастья и легкости, волной вскипавшее каждый раз в душе, на этот раз не могло появиться. Гвендолен летела не ради полета, а потому, что очень торопилась, и по воздуху добраться было быстрее.
Караул на широкой террасе был не очень большим — видимо, главную задачу считали выполненной, и гвардейцы, расхаживающие взад-вперед с тяжелыми алебардами, были поставлены скорее для приличия. Явления Гвендолен ожидали меньше всего — тем более что она опередила удивленные крики, вой и гам, доносящиеся с рынка, над которым пролегал ее путь по воздуху. Гвен неуклюже опустилась на перила, чуть покачнувшись, несколько раз взмахнув крыльями для равновесия. Гордого и эффектного прибытия не получалось, поскольку летать с мечом и арбалетом — непростое занятие для крылатой девы, всегда выбиравшей себе метательные ножи из самой легкой стали. Хорошо еще хоть не брякнулась на пол, как мешок с отрубями — мысленно прокомментировала Гвен, но глаза караульных вылезли из орбит в любом случае, и они меньше всего обратили внимание на точность ее приземления. Сам его факт был вполне достаточен.
