— Или что твои песни недостойны вознаграждения, — с легкой обидой встрял в разговор Улли.
— Не искушайте меня складывать песнь, за которую Данстейну захочется отобрать у меня свои побрякушки обратно, — сквозь зубы сказала Гвендолен, отворачиваясь. — Постой, что значит — добыть раба?
— Первый, кто встретится нам на улице, станет твоим рабом, скальд конунга, — хладнокровно заявил Лейвхар. — Для здешних жителей, не носящих меча, это хорошая участь.
— Прихлопнуться можно! — Гвендолен настолько растерялась, что выдала вслух одно из любимых выражений Дагадда. — Людям с севера точно нельзя долго находиться на солнце.
Но Лейвхар продолжал смотреть на нее прямо и невозмутимо, не опуская ладоней, с которых свисали ненавидимые Гвендолен золотые ожерелья — одни очень тонкой работы, словно собранные из мелких зерен, а некоторые толстые и грубые, призванные доказать, что их владелец способен не моргнув глазом таскать на себе стоимость целой шхуны с командой.
Шипя от отвращения. Гвендолен застегнула на шее пару украшений и просунула руки в черненые браслеты, показавшиеся ей кандалами. Лейвхар оглядел ее с ног до головы и удовлетворенно кивнул.
— Теперь нынешний правитель Зальбагар не сможет сказать, что наш конунг мало ценит дар своего скальда. Пошли.
"Странно, зачем я вообще им понадобилась, — шагая по ступенькам и с мрачной обреченностью уставившись ему в спину, подумала Гвендолен. — Лестница, по которой нас ведут, явно потайная. А разоделись все как для официального визита, живого места не найти, все в золоте. Нынешний правитель Зальбагар — это новый преемник Хаэридиана, что ли? Что-то я такое слышала, будто тот его специально вызвал из Ташира, чтобы посадить у власти вместо себя".
Они остановились у плотных занавесей, наглухо задернутых, и сопровождающий их невысокий лысоватый слуга прижал палец к губам и отодвинулся в сторону. Лейвхар поманил к себе Гвендолен и осторожно раздвинул щелку в ткани.
Конечно, привыкшая бродить по карнизам чужих домов не станет смущаться, когда ей предлагают подглядеть. Тем более что Гвен действительно было интересно, где они оказались.
Небольшой зал, казалось, наполовину состоял из низкого ложа на резных золоченых столбиках, заваленного подушками — обычное устройство эбрийских домов здесь выглядело особенно роскошным, как лучшее оружие вандерских воинов, то есть как самая ценная вещь в жизни. На ложе кто-то явно находился, но Гвендолен не сразу выхватила его взглядом среди дорогих переливающихся тканей.
Невысокий мужчина с резкими чертами лица, на вид сравнительно молодой, но с намечающимся животом, раскинулся на подушках, подпирая голову одной рукой в перстнях — на некоторых пальцах их было надето по три сразу, так что было непонятно, как они вообще сгибались, — а другой рассеянно перебирая кудри смуглой полураздетой женщины, свернувшейся клубочком в его ногах. Через какое-то время Гвен разглядела, что женщин вокруг ложа было как минимум шесть.
— Да удостоит нынешний властелин Эбры своим благосклонным вниманием пришедших к нему посланцев вандерского правителя, — произнес за занавесью глуховатый вкрадчивый голос. Судя по тому, что губы мужчины на ложе не шевельнулись, говорил кто-то другой, находившийся в комнате.
— Не скажу, чтобы они сильно торопились, — несколько раздраженно заметил человек на ложе, поправляя концы расшитой камнями безрукавки, — или вначале решили засвидетельствовать почтение предыдущему властелину Эбры? Моему бесконечно уважаемому дяде Хаэридиану?
— Предыдущим вы будете называть его на дворцовых приемах, — говоривший выступил на свет. Судя по горбатому носу и сросшимся бровям, в его жилах преобладала таширская кровь. — А наедине с собой вы должны звать его только бывшим, Зальбагар Иначе так и останетесь преемником на привязи. И не беспокойтесь насчет вандерцев — они ваши окончательные союзники.
— Я стараюсь, — разодетый мужчина поморщился, когда одна из рабынь принялась гладить его по ноге. — Можно, я хотя бы при верных союзниках отошлю девок? Мне от них уже с утра тошно.
— Нет, иначе вы к ним никогда не привыкнете и не сможете правдиво поддерживать легенду о своем образе жизни, — непреклонно заметил горбоносый советник. — Кроме того, вандерцы очень ценят мужскую силу. Такое количество женщин должно вызвать у них невольное уважение, это нам на пользу.
— Почему ты не придумал мне какой-нибудь другой образ, — Зальбагар нервно задвигался на ложе, — так же не вызывающий опасения, что я захочу забрать всю власть себе одному? Например, привязанность к вину или к этой серой гадости, которую здесь нюхают перед сном?
— Мерзкой заморской привычки пить вино народ Эбры никогда не простит. А серый порошок вам пришлось бы иногда вдыхать, чтобы сохранять легенду. Разве нужно терять ясность сознания тому, кто не хочет потерять власть? Слишком многие поставили на вас все, что имеют, правитель Зальбагар.
— Если меня замучают эти кобылы, то у вас мало шансов хотя бы что-то из потраченного на меня вернуть. Послушай, Сирри, раз уж ты их ко мне приставил, можешь хотя бы объяснить, чтобы не хватали меня руками?
— Любой мужчина на вашем месте был бы счастлив и доволен, — тонко усмехнулся Сирри.
— А я мрачен и несчастен, понятно? Меня общество женщин никогда не влекло до такой степени, чтобы я был согласен натыкаться на новую в каждой комнате. Мне вполне хватало моей Даллы…
— Искренне сочувствую, — Сирри даже не улыбнулся, но искренности в его голосе было немного, — но ничего другого мы не могли придумать, чтобы показать, что вы меньше всего интересуетесь реальной властью в Эбре.
— Надеюсь, вы побыстрее сделаете так, чтобы у меня появилась возможность это больше не скрывать, — проворчал Зальбагар, раздраженно отталкивая чашу, которую ему протягивала невольница. — Иначе я долго не протяну. Давай, зови своих хваленых союзников, послушаем, что они предложат.
Сирри обернулся, и Гвендолен отпрянула от занавеси, шагнув в комнату вслед за Лейвхаром, Улли и другими. Она шла последней, сосредоточенно глядя на носки башмаков, но не потому, что вандерцы так низко ставили своего скальда, а потому что замешкалась в дверях, пытаясь поймать важную мысль, скачущую в голове. Утро выдалось слишком богатым на события, а предыдущий день — слишком скудным на еду и прочие простые радости жизни, чтобы крылатая дева могла чувствовать себя в достойной форме. Но Гвендолен упорно загоняла в угол сопротивляющиеся мысли, будучи уверенной, что рано или поздно она дотянется до того, что ей нужно.
