— А вам, братцы, я так скажу, — снова заговорил толстяк, назвавшийся Тонвером, — принц Велитиан мудро поступил. Совершая грех, мы берем в долг у судьбы, а это жестокий ростовщик, и стребует с процентами. Муки совести — первый взнос. Если совесть тебя мучит, грешный человек, стало быть, с долга-то и скостится. А отдавать придется, рано ли поздно ли — придет срок. Кто совестью не мучился, тому процент набежит ох и крутой! Отдавать после тяжко будет. И неважно, как грешил, даже если чуток где напакостил, но совесть не проснулась, то грех, считай, удвоился. У принца Велитиана совесть проснулась, замучила, изгрызла душу — вот и возвратил судьбе должок. Пусть теперь попробует жить сызнова.
За дверью послышалась ругань, громкий топот, стук. Длверь с треском распахнулась — в трапезную ввалился рыжий, в руке его была дубинка, за ним теснились подручные — возчики, караванная прислуга, шесть человек протиснулись в комнату вслед за хозяином, да за дверью тоже шумели — еще несколько мужиков, эти уже не могли пролезть, потому что хозяин замер и хлопал глазами.
Ужинавшие странники повернули головы к скамье, где только что неторопливо разглагольствовал похожий на попа Тонвер — того не было!
— Где? Где жирный? — выдохнул купец.
Ответом ему послужили недоуменные взгляды. Тут заорали в соседнем помещении — на кухне. Хозяйка постоялого двора вопила, что пропал здоровенный кусок окорока… Женщина ворвалась в трапезную и уставилась на рыжего с дубиной. Потом заметила расколотые миски на столе…
Один из путников, сидевший с краю, тихонько шепнул соседу:
— Понял ли, кто здесь с нами кров делил? Кто этот Тонвер на самом деле?
— А кто? — так же шепотом ответил сосед. — Неужто соглядатай тайный? Из императорской стражи человек?
— Дурак ты. Сам Мерк Новый, вот он кто был!
— Так он же казнен, — неуверенно возразил собеседник.
— Ну так и что же… с ним всегда так бывает. Сколько ни казнят, а он снова объявляется. Потому что, говорят, ведом он любовью к Миру. А кого любовь ведет, того не убьешь, не одолеешь. Так-то.
ГЛАВА 48 Ничейные Поля — побережье к югу от Мокрых гор
Король-демон увел кувланов на запад. Места там расстилались пустынные, а теперь, в разгар лета, воды было немного. Передвигаться пришлось медленно, кочевников сдерживала скорость движения овечьих отар.
Поначалу варвары ворчали, даже шаманы — и те были недовольны. Они уже успели уловить слабое веяние маны из Черной Скалы, а теперь их увлекали прочь. Но шаманам-то возражать было не с руки, ведь именно по их настоянию кувланы последовали за чужаком. Ну а остальные… остальным было достаточно показать Дрымвенниля. Все отлично помнили, как он одолел самого грозного воина племени.
Дымган оказался не робкого десятка и в самом деле попытался сразиться с троллем. Поединок вышел коротким. Кочевник, опасаясь приближаться к гигантскому врагу, метнул копье. Дрым даже не попытался защититься, он попросту дал копью стукнуться о грудь, потом поднял и сказал:
— Раз ты выбросил, значит, оно тебе не нужно?
Переломил копье пополам, показал ту часть, что с наконечником, и пояснил:
— Мне пригодится, в зубах ковырять после обеда.
Потом показал другой обломок и предложил:
— Эту можешь оставить себе.
К сожалению, варвар не понимал речи тролля и, когда Дрымвенниль шагнул в его сторону, вежливо протягивая палку, с ревом бросился в атаку. Дымган, конечно, был опытным бойцом, но и Дрым не зря ходил с отрядом солдат удачи. Удар палки пришелся в щит, которым кочевник прикрывал голову… и палка снова переломилась пополам. А Дымган, которому край треснувшего щита угодил в голову, рухнул без сознания рядом с обломками оружия.
После этого Ингви перевел вопрос тролля: можно ли ему съесть побежденного? После этого кувланы не стали спорить и двинулись на запад. И чем ближе к морю и Мокрым горам, тем чаще встречались источники, обильней росла трава… а уж когда пошел дождь, кувланы и вовсе уверовали в божественную миссию Ингви.
Король привел их к устью большой реки. Все было удивительно степнякам — и нескончаемый бег волн, и то, что вода в океане соленая, и то, что безымянная река не пересохла к середине лета, как бывало с потоками в их краю. Кувланы явились из засушливых мест, и Мокрые горы с частыми дождями казались им преддверием Эдема.
Шаманы радовались, как дети — они ощутили устойчивый поток маны, струящийся с гор. Белое Древо, источник волшебной силы, укоренилось на склоне горы, раскинуло серебристые ветви и шелестело под ветерком, веющим с моря. Ствол заметно вытянулся в высоту, а ветви, покрытые шелковыми белыми листьями, были словно купол шатра. Склон, на котором стояло Древо, заметно сгладился, сделался более пологим, пейзаж изменился, и это было очевидно даже после нескольких недель отсутствия. Гунгиллино древо меняло Мир.
Под склоном, у самой подошвы горы сверкала недавно оструганным деревом часовня. Рядом поднимались остовы зданий, лежали штабеля досок, строительство было в разгаре.
На берегу оказалось людно, вдоль кромки прибоя рядом с «Туманом» выстроились десятка полтора остроносых судов. Очертания кораблей были Ингви знакомы, на таких корабликах ходят островитяне Архипелага.
Ингви оставил конвой и погнал коня — ему не терпелось поглядеть, что творится на берегу, и откуда здесь островитяне.
Вот и они, стоят толпой, во главе — бородатый важный мужчина в вышитом халате.
— Сарнак! Сарнак!
Как ни странно, но это был именно он — старый друг… первый человек, ставший Ингви другом в этом Мире… Сарнак раздобрел, отпустил бороду, и вообще выглядел как самый настоящий островитянин. В этом осанистом загорелом мужчине трудно было узнать тощего бледного ученика чародея Гельды… но и не узнать старого друга Ингви не мог!
— Сарнак!
— Ингви! — стоило величавому островитянскому вельможе узнать всадника, как его вальяжная медлительность сгинула без следа, Сарнак побежал навстречу, путаясь в тяжелых полах расшитого халата и оскальзываясь на гальке…
Ингви спрыгнул с коня и оказался в объятиях друга.
* * *
— Сарнак, это ты? Это ведь ты? Но как, откуда?
— Ингви, я… ох, как же я рад!.. А где Кендаг, Филька, Ннаонна?
— Фильку я оставил в Альде, там от него меньше беспокойства. Кендага с Ннаоннной ты сейчас увидишь.
— Да, да, погляди на меня! — объявила вампиресса, спрыгивая с коня. — Сарнак, ты почему такой толстый?
Маг слегка смутился.
— Ну, я же теперь великий волшебник, царевич и вообще… Худых никто не уважает. Понимаете?
