Кое-кто из лордов Ренли набычился, услышав это, но король только рассмеялся.
— Хорошо сказано, миледи. О величествах будем толковать после окончания войны. Скажите, когда ваш сын располагает выступить на Харренхолл?
Кейтилин не собиралась раскрывать планы Робба, не выяснив сначала, друг им этот король или враг.
— Я не присутствую на военных советах моего сына, милорд.
— Не имею ничего против его действий — лишь бы оставил нескольких Ланнистеров и на мою долю. Как он поступил с Цареубийцей?
— Джейме Ланнистер содержится под стражей в Риверране.
— Как, он еще жив? — изумился лорд Матис Рован.
— Как видно, у лютоволка нрав мягче, чем у льва, — заметил Ренли.
— «Мягче, чем Ланнистеры»? — с горькой улыбкой вставила леди Окхарт. — Это все равно что сказать «суше, чем море».
— Я бы назвал это слабостью. — Лорд Рендилл Тарли со щетинистой седой бородой славился своим прямым нравом. — И при всем моем уважении к вам, леди Старк, лорду Роббу подобало бы самому засвидетельствовать свое почтение королю, а не прятаться за материнские юбки.
— Король Робб ведет войну, милорд, — с ледяной вежливостью ответила Кейтилин, — а не выступает на турнирах.
— Берегитесь, лорд Рендилл, — как бы вам не оконфузиться, — усмехнулся Ренли, подозвав к себе стюарда в ливрее Штормового Предела. — Разместите спутников этой леди со всевозможными удобствами, сама же леди Кейтилин расположится в моем шатре. Мне он не нужен, поскольку лорд Касвелл любезно предоставил нам свой замок. Когда вы отдохнете, миледи, надеюсь иметь честь разделить с вами мясо и мед на пиру, который дает нам нынче вечером лорд Касвелл. Это прощальный пир — его милости, полагаю, не терпится поскорее выпроводить отсюда мою голодную орду.
— Ничего подобного, ваше величество, — возразил хлипкий молодой человек — это, видимо, и был Касвелл. — Все мое принадлежит вам.
— Если бы вы сказали это моему брату Роберту, он поймал бы вас на слове. У вас ведь есть дочери?
— Да, ваше величество. Две.
— Тогда благодарите богов, что я не Роберт. Моя милая королева — вот единственная женщина, желанная мне. — Ренли встал и подал руку Маргери. — Мы поговорим, когда вы подкрепите силы после дороги, леди Кейтилин.
Ренли повел жену обратно в замок, а его стюард проводил Кейтилин в королевский шатер из зеленого шелка.
— Если вам что-то понадобится, стоит только сказать, миледи.
Кейтилин не могла вообразить, что еще ей может понадобиться помимо того, что здесь имелось. Шатер, больше, чем комната в иной гостинице, был обставлен с необычайной роскошью: пуховые перины и меха, ванна из дерева и меди, где могли поместиться двое человек, жаровни, поддерживающие тепло в холодные ночи, складные кожаные стулья, письменный стол с перьями и чернильницей, вазы с персиками, сливами и грушами, штоф вина с набором серебряных кубков, кедровые сундуки, набитые одеждой Ренли, книгами, картами и игральными досками, большая арфа, длинный лук и колчан со стрелами, пара краснохвостых охотничьих ястребов и настоящий арсенал превосходного оружия. Он себя ни в чем не стесняет, этот Ренли, подумала Кейтилин, оглядываясь кругом. Неудивительно, что его войско движется так медленно.
У входа стояли королевские доспехи: лиственно-зеленый панцирь с золотой гравировкой, шлем с высокими золотыми оленьими рогами на гребне. Сталь была так начищена, что Кейтилин видела в панцире свое отражение, глядящее на нее, словно из глубокого зеленого пруда. «Лицо утопленницы», — подумала она. Можно ли утонуть в своем горе? Она резко отвернулась, рассердившись на себя за проявленную слабость. Не время предаваться жалости к себе. Надо смыть пыль с волос и переодеться в нечто более подобающее для королевского пира.
В замок ее сопровождали сир Вендел Мандерли, Люкас Блэквуд, сир Первин Фрей и другие ее высокородные спутники. Великий Чертог замка лорда Касвелла мог называться великим разве что из вежливости, но рыцари Ренли потеснились, и людям Кейтилин тоже нашлось место. Кейтилин усадили на помосте между краснолицым лордом Матисом Рованом и добродушным сиром Джоном из Фоссовеев зеленого яблока. Сир Джон отпускал шутки, лорд Матис учтиво расспрашивал о здоровье ее отца, брата и детей.
Бриенна Тарт сидела на дальнем конце высокого стола. К вечеру она оделась нарядно — но не как дама, а как рыцарь: в бархатный дублет с розовыми и лазурными квадратами и красивым наборным поясом, бриджи и сапоги. Новый радужный плащ покрывал ее плечи. Но никакой наряд не мог скрыть ее безобразия — огромных веснушчатых рук, широкого плоского лица, торчащих зубов. Без доспехов она казалась неуклюжей — широкие бедра, крутые мускулистые плечи, толстые руки и ноги и почти плоская грудь. Все движения Бриенны говорили о том, что она это знает и страдает из-за этого. Она говорила, только когда к ней обращались, и почти не поднимала глаз от стола.
Стол был весьма изобилен. Война не затронула сказочно богатых земель Хайгардена. Гости, под пение музыкантов и кувыркание акробатов, начали с груш в вине и перешли к мелкой рыбке, обвалянной в соли и зажаренной до хруста, а затем к каплунам, начиненным луком и грибами. На столах высились ковриги черного хлеба, горы репы, кукурузы и горошка, громадные окорока, жареные гуси и миски оленьей похлебки с ячменем и пивом. На сладкое слуги лорда Касвелла подали лакомства, изготовленные на кухне замка: сливочных лебедей, единорогов из жженого сахара, лимонные витушки в виде роз, медовые коврижки, пирожные с яблоками и смородиной и круги мягкого сыра.
От такой роскоши у Кейтилин кружилась голова, но нельзя было поддаваться слабости, когда столь многое зависело от ее силы. Она ела умеренно, наблюдая за человеком, который называл себя королем. По левую руку от Ренли сидела королева, по правую — ее брат. Сир Лорас, если не считать белой повязки на лбу, как будто совсем не пострадал от дневных передряг, и его красота не обманула предположений Кейтилин. В глазах, утративших остекленевшее выражение, светился живой ум, а буйным каштановым локонам позавидовала бы не одна из девиц. Истрепанный на турнире плащ он заменил новым, таким же — с переливчатыми красками Радужной Гвардии, а застежкой служила золотая роза Хайгардена.
Король Ренли время от времени подавал Маргери на кончике кинжала какой-нибудь лакомый кусочек или целовал ее в щеку, но большей частью он говорил и шутил с сиром Лорасом. Видно было, что еда и питье доставляют королю удовольствие, но он не казался ни обжорой, ни пьяницей. Смеялся он часто и от души и был одинаково приветлив со знатными лордами и с прислужницами.