– Землянки, что ли? – спросил он.
– Катакомбы, – ответила гномиха. – Живем как крысы, между прочим.
– И где тут у вас баня? – разочарованно спросил Зимин.
– Под землей баня. – Гномиха направилась к ближайшему муравейнику. – Тут все под землей. Да ты не боись, брек, хорошая баня, ты нам оборотня нарушь.
– Это уж как водится, – Зимин соскочил с коня. – Только перекусить бы чего?
Гномы молча скрылись в муравейнике и скоро вернулись с едой. Правда, еда была крайне грубого свойства – балык, черный зерновой хлеб и квашеная капуста, но Зимин был рад и такой. Игги недовольно зашевелил ноздрями, но гном нацепил ему торбу с каким-то злаком, и Игги довольно захрустел. Из муравейников вылезли другие гномы, штук двадцать, но здесь, в лесу, гномы выглядели не зелеными, а какими-то пожухлыми. Они собрались и стали смотреть, как Зимин ест.
– Какой-то он мелкий, – слышал Зимин. – Прошлый был посерьезнее, покряжистее.
– Что ты хочешь – лет тринадцать по виду. Прошлому было четырнадцать, а ничего не получилось…
Зимин набрал в горсть капусты и принялся жевать. Капуста была ничего, только клюквы не хватало.
– Держу пари, брек не простоит и минуты.
– Нельзя судить бреков по внешности, это неверно.
– Да, по внутренностям судить гораздо проще…
Зимин откусил балыка. Балык был вполне съедобный, только, пожалуй, перекопченный.
– А конь у рыцаря ничего, упитанный…
– Прекратите болтать, – оборвала гномиха, – брек сегодня убьет оборотня. И нечего тут рассуждать.
Особого оживления это не вызвало, Зимин даже заметил, что некоторые гномы скептически ухмыльнулись. Он взял хлеб. Хлеб был тоже ничего, только с песком.
Зимин повторил цикл поглощения хлеба, балыка и капусты три раза и решил остановиться. Он подумал, что еда, в общем-то, сносная, не хуже, чем в американских забегаловках, только соли много и соуса нет. А так пойдет. Пойдет.
Зимину стало хорошо и внутренне тепло, он подумал, что, в общем-то, можно и свалить потихоньку отсюда, до реки километра два, а там и дальше, на север… А можно и вон ту корзину прихватить с квашеной капустой. В дорогу.
– Хорошо, – Зимин встал и потянулся. – Надо немного размяться, разогреть мускулатуру…
Он подозвал Игги и тяжело влез в седло.
– Я тут проедусь, – сказал Зимин. – Проведу рекогносцировку. Короче, местность разведаю…
Гномы промолчали. Зимин толкнул Игги пятками, Игги послушно тронулся с места.
Зимин переваливался в седле и чувствовал, как гномы смотрят ему в спину. Чем дальше он отдалялся от деревни, тем сильнее гномы смотрели. Зимин чувствовал, как между его лопатками и деревней натягиваются невидимые резиновые ленты и продвигаться становится тяжелей, тяжелей…
Зимин остановился. Оглянулся.
Гномы продолжали стоять полукругом и все так же глядели на Зимина.
Зимин плюнул и повернул Игги назад.
– Ладно, – сказал он. – Размялся. Где тут у вас оборотень?
Он соскочил с коня и подошел ко гномихе:
– Где вурдалак, спрашиваю?
Гномы дружно кивнули в сторону запада.
– Отлично, – сказал Зимин. – Надо руку размять. Плечо опять же раззужу…
– Я тебя провожу, – вперед выступил лысый гном с забинтованной ногой. – Я всегда провожаю.
В выборе оружия Зимин тоже не стал стесняться, взял все, что было: меч и арбалет. Арбалет принял наперевес, меч приладил за спину.
– Ну, идем, что ли, – сказал он своему проводнику. – Уже темнеет.
– Идем, рыцарь, – хмыкнул гном. – Вправду темнеет.
И они отправились в еще большую глубь леса, гном впереди, Зимин за ним. Гном был маленький, и Зимину почему-то все время хотелось взять его за руку.
– А в том месяце тоже приезжал один брек, – рассказывал хромой. – Но у него ничего не получилось. Только он выехал в лес, как сразу упал с коня и сломал себе голову.
– Надо было пешком идти, – сказал Зимин.
– Ага, – согласился хромой гном. – Другой вот брек тоже пешком пошел и опять споткнулся…
Лес стал еще мрачнее, деревья попадались толстые и узловатые, из земли торчали ржавые корни, под корнями росли черные несъедобные грибы вредной наружности. Местность весьма напоминала декорации душераздирающей истории про Гензеля и Гретель, которых в конце почти съели. Зимину казалось, что вот-вот из-за древес вынырнет пряничный домик с приписанной к нему ведьмой. Но пряничный домик не вынырнул. Лес внезапно расступился, и открылась поляна, круглая, как все здесь, и поросшая одинаковой невысокой травой. Посреди поляны возвышался большой камень, на верхушке камня торчало засохшее дерево.
– Метеорит, что ли? – спросил Зимин.
– Там раньше колодец был, – пояснил гном. – А потом у нас появился убийца, детей воровал. Его поймали и в колодце камнем завалили. Это лет сорок назад было. А теперь оборотень появился. Иди туда.
Гном указал пальцем в центр поляны.
– Как стемнеет – жди. – Гном стал отступать. – А я завтра приду, утром.
Зимин остался один. Отступать было нельзя, Зимин это понимал, гномы коня не отдадут, съедят и ушами не подавятся. Закоптят, колбасы наделают. Можно уйти без коняшки. Без коняки тяжело, до севера еще неизвестно сколько пути, может, год, а ноги не пристегнутые. Значит, придется остаться. К тому же Игги бросать нельзя… Если уж отдавать, так в хорошие руки. Кому коня с вредным характером? Кому лошадь с собственным мнением? Отдаю безвозмездно.
А ведь оборотень может меня убить, подумал Зимин. А вдруг это будет по-настоящему? Насмерть. Буду лежать на сырой земле, смотреть в голубое небо такими же голубыми глазами, и никто ни ухи тебе не принесет, ни в глаз не плюнет. Или птички там прилетят, сядут на тушку, совьют гнездо в шевелюре доброго рыцаря Зимина, будут веселить его, будут радовать. Какая неприятность.
Зимин вздохнул, и ему стало лень развлекать себя подобными мыслями. Он насторожил арбалет и двинулся к центру полянки. С полянки было видно солнце, оно садилось и уже не слепило, Зимин шагал осторожно, опасался провалиться в волчью яму, которых наверняка тутошние гномы понарыли. Но ям не попадалось.
Полянка ж была безмятежна, как райсобес в субботний день, кое-где на ней произрастали синенькие цветочки, похожие на колокольчики; впрочем, цветочки уже собирались прятаться ввиду позднего времени. Зимин шагал медленно, водил по сторонам стрелой и, как в виденных фильмах, нюхал воздух. Но в воздухе ничего не обнаруживалось, воздух пах вечерним лесом. В голове вертелась песенка «Анаболик Бомберс» про то, как «одного чувака укусил овцебык», Зимин упорно старался выкинуть ее из головы, чтобы не накликать несчастье, но песенка не выкидывалась. И Зимину от этого казалось, что это самый страшный его раз встречи со смертью, страшней, чем тогда со скорпенами. Или даже умирание от отравленной иглы.
