С этими словами Гранфаллон величественно спустился с помоста и, благоговейно сложив руки на вздымающемся кружевном жабо, застыл в двух шагах от треножника.
Вновь ударили барабаны. Их дробь сыпалась все быстрее и быстрее, как град, и вдруг мгновенно оборвалась. В наступившей тишине Лизе был слышен только заполошный стук собственного сердца да шаги Филина, который неуклонно пересекал огромную площадь, приближаясь к помосту.
Неподвижная безвоздушная темнота навалилась на площадь, и даже тусклое излучение светильников, замерших в воздухе, было бессильно одолеть ее. И в этой темноте у самого трона внезапно открылась щель во тьму. Откуда-то издалека прозвучали тяжелые гулкие шаги — как будто кто-то медленно шел по сводчатой галерее. Потом щель неохотно сомкнулась, и там, где она только что щерилась, в воздухе соткался некий бесформенный сгусток мрака, постепенно принимая очертания человеческой фигуры — высокой, худой, в длинном плаще с опущенным на лицо капюшоном.
«Мутабор», — поняла Лиза и огляделась. Толпа, кажется, уже и не дышала. Со всех сторон повеяло нестерпимым холодом, но воздух по-прежнему был тяжелым и неподвижным.
Тут Лизу крепко схватили за плечо.
— Не смотри! — прошипел Лёвушка, — а это был именно он, — разворачивая ее спиной к площади. — Тебе играть сейчас.
Сам он впился взглядом в площадь и потому видел все.
Фигура Мутабора приподнялась над землей и зависла в воздухе. Полы его черного плаща распростерлись, как крылья, и из-под них потек во все стороны слабо светящийся туман, который медленно окутывал толпу и оседал на одеждах неподвижных людей слоем зеленоватой плесени, оплетал их пыльной паутиной… С шелестящим шумом, шорохом, склизким чавкающим хлюпаньем на площадь потянулись вереницы жутких призрачных созданий, по сравнению с которыми мышекрысы были плюшевыми мишками. Из прилегающих к площади улиц стелились, плыли, ползли чудовища, сотканные из пыли, из вонючей комковатой грязи, из сажи, чудовища цвета угля и пепла, земли и плесени. В воздухе стлались волны гнилостного зловония, белесый пар, чёрный дым…
А Филин все шел.
Мутабор медленно поднял костлявую руку и резким движением одернул с лица капюшон.
Гранфаллон, панически озираясь по сторонам, метнулся за трон. Толпа, опутанная паутиной, вздрогнула, как один человек, и подалась назад.
Филин сделал еще два шага вперед и остановился совершенно один на пустом пространстве перед помостом, лицом к лицу колдуном. Из складок. Мутаборова плаща выплыла непроглядно черная скрипка и такой же смычок.
Филин кашлянул, задрал бороду и подмигнул карлику-принцу, который резко поднял рыжую голову. Потом волшебник весело взглянул в лицо Мутабору и негромко, но очень отчетливо спросил:
— Музыку заказывали?
Лиза, которая ничего этого не видела, но слышала слова Филина, как раз успела вытащить из футляра с серебряными застежками свою скрипку, ласково засветившуюся во тьме рыжим лаком и белизной смычка. Сама того не зная, она вскинула инструмент к плечу и занесла над скрипкой смычок одновременно с Мутабором. Сердце у нее колотилось где-то в горле, но все равно до нее донесся голос Филина, коротко и насмешливо бросивший одно-единственное слово:
— Начали.
Скрипка ласково и ободряюще ткнулась Лизе в щеку теплым деревянным подбородником, смычок нетерпеливо вздрогнул в руке. Девочка не видела, что происходит перед троном, но ей это было и не нужно: она услышала, как там, над застывшей толпой, как густой яд, полились из-под черного смычка завораживающе медленные звуки страшной колдовской музыки. И тоже заиграла.
Лиза мгновенно слилась со скрипкой в единое целое. Волшебство закружило ее в водовороте, и она закрыла глаза. Черная мелодия Мутабора и светлая мелодия Лизы схлестывались и переплетались, пытаясь побороть друг друга, две скрипки пели на разные голоса: черная скрипка жалила, извивалась, угрожала, несла смерть, а золотисто-рыжая ликовала и смеялась, журчала, как бурный весенний ручей.
Смычок стал продолжением Лизиной руки, превратился в ее крылья, и она безоглядно летела на этих крыльях над бурным морем звуков. Черный остров стремительно рос внизу, и остров этот был музыкой Мутабора, он зубчатыми скалами тянулся вверх, упираясь в самое небо, и на его вершине разверзся огнедышащий вулкан, и черное пламя метнулось вверх из его пасти. Лиза стала морем, и море вышло из берегов и заливало чёрный остров, поднимаясь все стремительнее и выше… вот веселые и грозные морские волны лизнули вершину вулкана… вот добрались до жерла, изрыгающего кипящую лаву злобы, ужаса, смерти.
Грянул взрыв, который сотряс небо и землю, камни и воду, вулкан раскололся на тысячу пылающих осколков, море вздыбилось и обратилось в соленый пар.
Лиза отбросила разлохмаченный смычок и обернулась. Мутабор корежился от злобы там, у помоста, и черная скрипка горела и обугливалась в его руках, и чудовищные порождения его магии выли и горели тоже! Он уже не был похож на могущественного черного мага, он ссохся и ссутулился, плащ его опадал клочьями, как хлопья пепла и сажи, тьма вокруг него рассосалась и поредела, длинные паучьи пальцы злобно дрожали.
А на ступенях трона сидел принц, скорчившись и обхватив голову руками, и вдруг он вскочил, мгновенно став выше, и Лиза увидела, как Инго распрямляется до себя настоящего и прыгает с помоста вниз, к Филину.
Тут-то и произошло сразу все.
Мутабор выронил обугленные останки скрипки и гигантским прыжком кинулся к треножнику с ларцом, надеясь открыть его. Но чудовищный Карбункул, вправленный в Корону, таившуюся там, внутри ларца, разбуженный черным мороком колдовской музыки, уже сам рвался на свободу.
Ларец принялся пухнуть, он стремительно раздулся, как болотный пузырь, и, казалось, вот-вот должен был взорваться. Мутабор едва успел протянуть к нему трясущиеся руки, как откуда-то черной шелковой молнией метнулся Мурремурр и вцепился колдуну в ногу. В тот же миг из-за трона мячиком выпрыгнул Гранфаллон и тоже кинулся к ларцу.
Яркая вспышка — и ларца не стало.
Взорам собравшихся на площади предстала невыносимо сияющая Корона. Но сияние это не разгоняло тьму, а наоборот, превращалось в ее средоточие, потому что посреди короны пульсировал, как нарыв, жуткий сверкающий камень, испускавший волны ослепительно-черного света!
Площадь замерла, и те, кто при звуках Лизиной скрипки начали было шевелиться, вновь застыли. От Черного Карбункула поплыли волны тошнотворного темного ужаса, оцепенелой безнадежности, мертвенного равнодушия… Шорох, шелест, шипение, скрежет, влажное чавкание грязи вновь наполнили площадь, потому что чудовища, почуяв Карбункул, двинулись к нему, словно повинуясь немому приказу.