Крики зрителей заглушали вопли жертв. Кровь лилась рекой, забрызгивая каменные плиты вокруг котла. Трупы валялись на полу возле алтаря до тех пор, пока из них полностью не вытечет кровь — вся до последней капли. Только после этого орки, пригибаясь к земле, оттаскивали их в сторону и бросали на раскаленные угли в двух огромных металлических сосудах. Масло, которым были измазаны тела жертв, тут же вспыхивало, как смола, и горело затем, потрескивая, голубым пламенем. Мерзкий запах сжигаемой плоти опьянял толпу зрителей и еще больше приводил в ужас пленников, ожидающих своей очереди и не сводящих глаз с наполняющегося кровью котла. Несколько десятков пленников уже было убито, и еще несколько десятков предстояло убить до того, как котел наполнится до краев. Все обреченные, кто был еще жив, сейчас с лихорадочной надеждой смотрели на то, как течет кровь, пытаясь при этом определить, сколько еще из них будет убито и какие у них имеются шансы остаться в живых, если монстры перестанут резать их, как только котел наполнится.
Ллиана отстранилась от этого безумия, замкнувшись в себе при помощи магии Тюра, руны звезды.
«Битх такна сум, хеалдетх трива вел
Витх аетхелинргас а битх он фаерилде
Офер нихта генипу, наефре свикетх».
«Тюр — это особый знак.
Он поддерживает у правителей надежду, борясь всегда
Против мрака ночи. Он не подводит никогда».
В какой-то другой жизни, протекавшей за много веков и за много льё от этого ужасного кошмара, старый Гвидион объяснял им смысл «Дуйли федха» — элементов леса, выгравированных на табличках. Каждая руна обладала своей магией, позволяющей или защищаться, или нападать. В ту эпоху это не имело для нее большого смысла, поскольку она была далека от опасностей, существующих в окружающем ее мире. Тем не менее, ей нравилась таинственная музыка древнего языка и странная вера в то, что слова могут влиять на чью-то судьбу. По мере того, как шли годы — а время под кронами деревьев течет долго, — она научилась читать руны, петь их и даже танцевать их.
Сейчас их магия всего лишь помогла ей заставить себя забыть про крики, про жару, про жуткий запах, и этого было уже вполне достаточно. Однако магии этой явно не хватило для того, чтобы сделать Ллиану невидимой для ее стражника: тот вывел ее из задумчивости, сначала ударив ее сапогом, а затем еще и сильно дернув за поводок. Ллиана, очнувшись, увидела, что на лицах ее сородичей, смотревших на нее, появилось выражение ужаса и что стражники вдруг засуетились.
Подошла ее очередь.
Ллиану потащили вместе с какими-то другими пленниками к верхней части лестницы. Ей навстречу устремились жрецы в красных одеяниях, забрызганных кровью и похожих на фартуки мясников. Когда они схватили эльфа с длинными черными волосами, стоявшего прямо перед ней, она уперлась ступнями в последнюю ступеньку, позволила надавить на себя, сгибая ноги, а затем, резко выпрямив их, рванулась назад. Ее голова врезалась прямо в лицо ее охранника, и тот полетел вниз, увлекая девушку за собой. Однако это позволило Ллиане лишь ненадолго отсрочить развязку. Другие стражники, передав своих пленников жрецам, подхватили ее и потащили вверх так, что ее ноги уже не касались ступенек.
Перед ней теперь стояло два пленника. Эльф с длинными черными волосами уже лежал на жертвенном камне.
Его глаза смотрели куда-то в пустоту. Лицо этого эльфа, которого она не знала и с которым никогда не разговаривала, было измазано его собственной кровью, а его сердце уже билось в руке жреца. Затем жрец швырнул это сердце в сторону тесно столпившихся воинов. А сколько мгновений еще можно оставаться живым после того, как у тебя вырвали сердце? Сколько мгновений пройдет до того, как твои глаза затуманятся? Увидит ли она свое собственное сердце в руке одного из этих монстров?
Безжизненное тело убитого эльфа упало на пол возле алтаря. Вместо него на жертвенный камень уложили какого-то человека.
За ним — еще один, после которого очередь дойдет до нее…
В тот момент, когда жрец уже поднимал нож, его движение было остановлено оглушительным грохотом. Бронзовые барабаны, по которым стали лупить, как сумасшедшие, группы орков, держащих в руках деревянные колотушки и палки, заглушили вопли толпы. Затем грохот резко стих, однако он еще долго отражался эхом от стен. Никто уже больше не совершал никаких движений и не произносил никаких звуков. Воцарилась такая тишина, что стало слышно, как скрипит большая дверь, открывающаяся в глубине площадки и чем-то похожая на разинутую пасть самой горы.
Из этой двери появилось существо, которое здесь, посреди этого сборища монстров, казалось очень даже странным и неуместным. Это был подросток — подросток-человек. Его лицо было бледным, как дневной свет. Он был облачен в черную одежду без каких-либо украшений и держал в руке золотое копье, засунутое в чехол из темной кожи. По мере его приближения высоченные воины, облаченные в железные доспехи, жрецы, забрызганные кровью, и умопомрачительные и гротескные сановники, сбившиеся в безликую толпу, молча становились на колени, не смея поднять взгляд. Встали на колени и стражники. Остались стоять на ногах только Ллиана, двое пленников, которых должны были принести в жертву до нее, и все остальные пленники, находящиеся на лестнице и ожидающие своей очереди. Подросток шел, не удостаивая никого даже и взгляда, по направлению к жертвенному камню.
Другие пленники тоже начали падать на колени, чтобы не обращать на себя внимание, но Ллиана не стала этого делать: она смотрела, не отрываясь, на подростка. Копье, которое было около двух першей в длину и, похоже, около пяти дюймов в толщину, оставляло за собой струйку дыма, как будто оно потихоньку горело каким-то внутренним огнем. При этом раздавалось легкое потрескивание, от которого чехол слегка вибрировал. Это копье являлось не оружием, а артефактом, о котором обитатели всего мира — от городов людей до темных туннелей карликов и лесов, населенных эльфами, — слышали по меньшей мере один раз в жизни: это было копье Луга — скипетр бога, ставшего талисманом для своего народа… Говорили, что мучительную жажду, которую испытывало это копье, можно было утолить только лишь одним способом, а именно окунув его в котел, наполненный кровью. Именно этому сейчас и предстояло произойти.
Без каких-либо колебаний и не обращая внимания на лужи крови, пачкавшие нижние края его длинного одеяния, подросток обогнул жертвенный камень и, остановившись возле котла, медленно опустил копье, погрузив его кончик в кровь. Его силуэт тут же исчез в облаке пара, начавшего извергаться густыми клубами из котла, кровь в котором закипела. В воцарившейся гробовой тишине всем показалось, что началось извержение вулкана — с жуткими выбросами и пронзительным свистом, от которого становилось больно в ушах. Время от времени в разрыве между клубами пара становилось видно подростка, держащего копье. Он стоял неподвижно и крепко удерживал в руках чехол с копьем, хотя оно и дергалось из стороны в сторону. Выражение его лица было невозмутимым.
