— Вставай.
Я далеко обогнула торчащие вороненые пики, зашла с фасада.
— Вставай, Стуро. Хватит дрыхнуть.
— М-м…
Нагнулась потормошить. Что? Недоверчиво потянула носом. Нет, точно. Разит, как от Имори. Ах ты, тихоня! Нашел-таки себе развлечение, пока я там…
— Поклятье! А ну, вставай! Водой окачу!
Замычал, зашевелился. Приподнялся, тяжело опираясь на руки.
— А… Альса… это ты?
Щека исполосованна следами смятой ткани, глаза какие-то тусклые, опухшие. На лоб свисает нечесанный клок. Я скривилась.
— Извини, если помешала. Но досыпать тебе придется в собственной постели.
— Что произошло?
— Ничего особенного. Тебя вряд ли это заинтересует.
Он с трудом утвердился в сидячем положении, загромоздив крылищами чуть ли не полкомнаты.
— Альса, — сказал он, — успокойся. Тебя же всю трясет. Сядь сюда.
— Убери руки! Нализался, как свинья. От тебя несет за милю.
Он с силой потер лицо.
— Прости. Я не хотел. Так вышло, — глянул на меня из-за ограды пальцев, — что случилось, Альса? Опять убийство?
— Да!
— Маленький Человек?
— Нет, — зло бросила я, — мой отец.
Стуро уронил руки и уставился на меня, отвалив знаменитую губу.
— Мертв, — крикнула я, — сутки, даже больше. С вот такой дыркой во лбу. А я даже не успела его предать. Готовилась, старалась, и вот, представь, не успела!
— Альса, — сказал он, — у тебя истерика.
— Без тебя знаю!
Он начал подниматься, я шарахнулась, налетела на угол стола, но боли не почувствовала. Тут он меня и сграбастал.
— Убери руки! Не прикасайся! — я принялась остервенело отбиваться, — Не смей меня хватать! Куда ты меня тащишь?
— Тебе надо в постель. Я дам лекарство, я помню, где оно лежит. Родная моя, не надо так кричать. Ты слышишь? Ты слышашь, что я говорю? Сейчас, я помогу тебе раздеться…
Я дернулась так, что платье затрещало.
— Не приставай! У тебя только одно на уме. Кобель несчастный. Алкоголик.
У меня скулы сводило от нестерпимой боли. Лицо Стуро я видела смутно, но вот оно неожиданно передернулось судорогой — отражением моей муки. На долю мгновения стало легче.
— Я ведь ничего такого…
— Оставь меня в покое. Убирайся в свои развалины.
— Как я уйду, Альса!
— Сейчас же убирайся. Видеть тебя не могу.
— Альса!
— И не возвращайся больше. Потому что все из-за тебя… все из-за тебя!
Он стоял поодаль. Глаза у него блестели, но, вопреки ожиданиям, лишать меня своего общества он не собирался.
— Тебе совсем худо, — пробормотал он, — я понимаю. Альса, мне кажется, тебе надо поплакать…
— Вместе с тобой? Ты-то уже нюни развесил, деточка. Тряпка. Сопля.
— Альса, не прогоняй меня. Я же не уйду. Я тебя не оставлю.
— А что твой разлюбезный Каорен? Забыл? Почему бы тебе не закатать меня в ковер и не отправиться туда прямо сейчас? Ведь никаких препятствий, а? Было одно препятствие, а теперь нет, наш знакомый доброжелатель расстарался специально для тебя. Что головой трясешь? Вот ковер, вот я, давай, закатывай, можешь для начала укусить, чтобы не слишком голосила. Давай, действуй. Ну что застыл? Боишься, да? Ты ведь даже настоять на своем не способен. Ты вообще ни на что не способен.
Он беспомощно моргал, прижимая ладони к груди под ключицами. С края рта уже протянулась темная поблескивающая ниточка.
— Не старайся меня обидеть, — выдавил он через силу, — я не уйду. Ирги велел нам беречь друг друга.
— Ирги! Твой Ирги такая же тряпка, как и ты. Только и умел языком трепать. А как до дела дошло — сразу в кусты.
— Какие кусты, ты что?
— Такие! Кто, интересно, все это затеял? Голову морочил кто? Вместе, говорит, поедем, к черту на рога, за Зеленое море… А как взяли его за горло, всю ответственность на меня переложил. Сама, мол, решай…
— Почему только на тебя? На нас обоих. И не перекладывал он ничего…
— На тебя, как же! Много ты нарешал! Ты-то просто тряпка, с тебя взятки гладки, а вот брат твой — трус. Трус твой брат. Трус по сути, с многолетним стажем.
— Альса! Как ты можешь…
— Могу! Это ты себе идола выдумал, молишься на него как на святого. А он мало того что не святой — он убийца. Примитивный убийца, трус и живодер.
— Замолчи! Замолчи сейчас же!
— Сам замолчи. Носишься со своим Ирги, как с писаной торбой. Надоело! Осточертел мне твой Ирги! Проваливай к дьяволу вместе со своим Ирги!
Тут Стуро вскрикнул и схватил себя за горло. Я надеялась, он набросится на меня с кулаками. Куда там! Он вслепую пометался по комнате, натыкаясь на мебель, с размаху стукнулся о незапертую дверь и выпал в кромешный мрак. Редда кинулась было за ним, но захлопнувшаяся дверь ударила ее и остановила.
Я перевела дыхание, прислушалась, ловя в сгустившейся тишине топот ног и хлопанье люка наверху. Ничего. Только кровь долбит в висках. Словно сукновальня у меня в голове заработала.
Огонек светильника порскнул искрами и съежился. Темно-то как, Господи! Всех ненавижу. Себя в первую очередь.
Малыш тихонько посапывает, ладошки под щеку, не ворочается. Еще бы, после полной дозы средства от бессонницы. Это — так, на всякий случай. Совершенно незачем ему сейчас просыпаться и видеть, чем я занимаюсь.
На стажировке в Сети меня учили: проверь, перепроверь, трижды прикинь и только потом — делай. Перепроверять у меня нет возможности, трижды прикидывать — времени, однако прогнать все еще разок не помешает.
Итак, рассмотрим три варианта.
"Наследник крови". Блеф. Так называемый "внешний игровой" слой. Это дознавателю королевской Стражи можете морочить голову, государи мои, а старого сторожевого пса от подобных глупостей увольте. Какой гирот будет ждать двадцать пять лет? Как он жить-то будет, с не исполненной клятвой? Не смешите меня.
Политика. Остальные убийства — камуфляж, чтобы скрыть Амандена Треверра. Удар направлен на старика Мельхиора и его лагерь. Лишить Мельхиора глаз и левой руки (нет, Улендир Треверр все-таки — покойник, не сегодня-завтра его доуберут). Когтистая леди Агавра остается без рабочей пары, кроме того, убийства могут служить предупреждением Элджмиру Гравену, которого, если не ошибаюсь, они перетащили к себе. Дескать, где теперь ваши Треверры? Не боитесь, уважаемый? Таким образом, место королевского советника оказывается вакантным, ибо Гравен его занять не сможет, а Треверрам после смерти господина Амандена некого выставить вместо него. И, между прочим, узнав о гибели почти всей семьи, старик Мельхиор может отдать Богу душу (если, кстати, уже не отдал, от Катандераны путь неблизкий, известия идут долго, а в его положении второй удар будет последним). И, по большому счету, не особенно важно, кто именно ведет игру против Мельхиора Треверра — главное, что убийства, скорее всего, скоро прекратятся.
