Марго понравилось, как он это сказал. "Во спасение святых икон…" Красиво…
— Отец Ансгарий с братом Матфеем, поддавшись на наши уговоры, вынесли тайным ходом все священные вещи, дабы язычники, отрекшиеся от Господа нашего, Иисуса, не осквернили их…
Неизвестно почему Марго подумала о празднике, к которому так долго готовились монахи и люди в городе, и о куске голубой ткани, который ей собирался подарить отец Ансгарий. Она разрезала бы кусок надвое и половину отослала бы матери. Мать обрадовалась бы, поняв, что Марго живет в достатке и уже вполне взрослая, чтоб делать подарки. Но теперь…
— Мама? — прошептала Марго. Ей вдруг стало очень трудно дышать, а в груди появилась огромная тяжесть, словно кто-то бросил туда большой камень.
Симон принял ее возглас за вопрос. Потупился, вновь облизнул синяк на губе, забубнил:
— Все в руках Господа, дитя. Будем молиться…
— Мама! — Марго приподнялась, завертела головой, ища родное лицо. Камень стал льдом, принялся прожигать ее изнутри холодом. Перед глазами Марго поплыли чужие, изможденные лики, испуганные или безразличные глаза, кровь, ссадины, синяки, доски корабельного борта, плотно пригнанные друг к другу вода за бортом, какие-то далекие серые камни…
Над головой что-то свистнуло. Невольно Марго втянула голову в плечи. Не помогло — плеть обожгла плечо, рассекла щеку. Кровь брызнула на колени девочки, Марго упала. Над ней склонилась громадная черная фигура с хлыстом в длинной руке. Заслонила собой небо. На заросшем волосами лице появилась дыра рта, пахнула на девочку запахом вяленой рыбы:
— Сидеть!
— Сиди, дитя, сиди, — зашелестел в ухо Марго голос тощего Симона. — Твоей матери тут нет, не зови ее. В городе и в крепости был бой. Там многие погибли, но фризы быстро ушли. Молись, ибо Господь всемогущ. Молись за свою семью и уповай на волю Господа… Господи, иже еси на небесах, да святится имя Твое и да приидет царствие Твое…
Прислушиваясь к шепоту монаха, Марго зашевелила губами. Она не думала, о чем молит Бога, просто повторяла знакомые с детства слова, доверяя им свою душу и свои надежды. Она шептала и шептала, а потом услышала рядом еще чей-то шепот и увидела, как седая женщина медленно подняла голову и тоже забормотала, задыхаясь от боли, но старясь не отставать от прочих голосов.
— Аминь! — выдохнул Симон, и пленники хором повторили:
— Аминь!
И снова начали бормотать, все крепче прижимаясь друг к другу, не чувствуя ударов плети, не слыша разъяренных криков надсмотрщика, не замечая, как под его ударами некоторые валятся на пол и замолкают уже навсегда… Никогда в жизни Марго еще не чувствовала себя такой сильной. Она будто бы не была уже маленькой девочкой по имени Марго и даже не была человеком, она слилась с чем-то большим, чем сама жизнь, стала частью невообразимо великого мира, недоступного для боли и отчаяния. Этот мир окружал ее, огромным куполом накрывал сидящих на палубе пленников и становился все больше и больше, набатным колоколом оповещая все живое о своем присутствии…
Наверное, Марго знала, что случится чудо. Оно просто не могло не случиться.
Плеть вдруг перестала свистеть и брызгать кровью, послышался топот множества ног, зазвенело оружие и в рокот моления ворвались исполненные страха крики. Кричали фризы.
Симон прервал молитву и начал подниматься. Петля на его шее натянулась, сдавила горло монаха, и Марго, чтоб ослабить ее, тоже встала на ноги. А потом встала седовласая женщина, и те, кто сидел рядом с ней. Они стояли и смотрели на суетящихся фризов, на то, как они громыхают щитами, надеясь укрыться от Божьей кары, на их блестящие шлемы, скрывающие лица…
— Хорик! — кричали фризы. — Хорик Датчанин!
— К бою! — кричали они. — К бою!
— Господь всемогущий, — сказал Симон. А женщина с седыми волосами засмеялась. Не удержавшись на ногах, она пошатнулась, пригнулась, и тогда Марго увидела расстилающуюся перед кораблем черную водяную пустыню. По этой пустыне двигались корабли. Их было много. Одни шли рядом с кораблем, который вез пленников, а другие мчались им навстречу, высоко поднимая изогнутые носы, увенчанные головами драконов и змей. Вода под ними превращалась в белую пену, а их весла становились крыльями. Марго заметила людей в блестящих кольчугах, они стояли на палубах. А потом седая женщина снова выпрямилась и закрыла собой море, корабли и белую пену под ними.
Внезапно Симон закричал:
— Ложитесь! Все ложитесь!
И они стали падать, хрипя и путаясь в собственных веревках. Марго упала лицом вниз, на нее сверху рухнула седая женщина, придавила ее своим телом. Марго чувствовала, как она дышит, ее живот двигался в такт дыханию.
Что-то затрещало, корабль накренился, заскрипел, как громадная старая телега, наполнился криками. Пол под ухом Марго гудел, что-то скрежетало. Седая женщина вдруг задергалась и перестала дышать. Марго было темно, страшно, она задыхалась, но веревка на ее руках мешала ей скинуть с себя седую женщину. Что-то теплое потекло по ее шее, закапало на палубу, доползло до прижатой к доскам щеки.
— Господи Иисусе, иже еси на небесех… — взмолилась Марго, но молитва больше не помогала. Великая сила, позволившая Марго дотянуться до Бога, не возвращалась, и, захлебнувшись на полуслове, девочка заплакала.
Она плохо помнила, что случилось дальше. Ей было очень худо, ее щека была мокрой от крови, стекающей с седой женщины, а в груди не хватало воздуха. Марго знала, что умирает, и не могла перестать плакать, хотя плакать ей совсем не хотелось.
Она еще плакала, когда тяжесть мертвого тела, придавившая ее к полу, исчезла. В зареванные глаза девочки плеснул серый свет, показавшийся невероятно ярким после душной темноты. Марго лежала, боясь пошевелиться, жмурилась от света, а слезы текли по ее щекам. Какой-то мужчина наклонился к ней, протянул руку. Схватив за шиворот, потащил вверх. Его круглое лицо с обветренной, шелушащейся кожей на носу и спокойными карими глазами очутилось прямо перед Марго.
— Хорошая добыча, Сигурд! — сказал ему проходящий мимо воин в короткой кольчуге. Засмеялся, хлопнул кареглазого по плечу. Тот недовольно хмыкнул, встряхнул Марго, как запылившуюся тряпку, потащил куда-то. Ноги Марго волочились по палубе, то и дело цеплялись за мертвые тела. Иногда Марго пыталась идти сама, но палуба была склизкой от крови, и идти не получалось.
Сигурд перебросил ее через борт, под девочкой промелькнула полоса черной воды, — Марго и не знала, что вода бывает такой черной! Она упала на палубу незнакомого корабля, покатилась, кувырнувшись через голову, ударилась плечом о чей-то сундук, охнула. Палуба дрогнула под тяжестью спрыгнувшего на нее Сигурда. Перед Марго появились его сапоги. Голова девочки кружилась, чужие голоса сливались, путались меж собой.
