А если не перекрыть – не вырублюсь ли я раньше, чем преодолею эти два метра?!
В глазах на мгновение потемнело, и я чуть не потерял ориентацию в пространстве.
Это решило вопрос.
Загнав жалкие клочки остатков красного дыма обратно в организм, я закричал и толкнулся ногой от стрелы, вытягиваясь в отчаянно прыжке! Протягивая руку к такому близкому, и в то же время – такому далекому, поручню, до хруста суставов, до треска связок!..
Есть, ухватился, смог! Холодный металл поручня обжег ладонь, я подтянулся, и, не глядя, на одной лишь надежде, что там снаружи все еще твердая поверхность, а не леденящая пустота бездны, выпрыгнул из вагона!
И в тот же момент, когда моя ступня оторвалась от пола вагона, за спиной загрохотало, заскрежетало, и под протяжный вой рвущегося о камни металла, вагоны канули в пропасть. Ничего иного с таким звуком с ними произойти просто не могло.
Но не это было главное, не то, что осталось за спиной.
Главное – то, что было впереди.
Я не знаю, почему Ника не уехала. Я не знаю, как она умудрилась останвоиться ровно в тот момент, когда я отцепил вагоны. Возможно, она даже сдала задом, что помочь мне. В любом случае, задняя дверь тягача, нависающая над пропастью, была прямо перед моим носом.
А под моими ногами была бездна.
Одно мгновение позже – и я бы не спасся. Прыгни я на два сантиметра раньше – и рука моя не достала бы до ручки захлопнувшейся по инерции задней двери.
Но мне повезло. Я достал до ручки, ухватился за нее, и всем телом грянулся о дверь! Из легких выбило весь воздух, грудь свернуло в приступе кашля, который я едва подавил – не хватало еще после всего этого все же рухнуть в пропасть из‑за какого‑то кашля!
Колеса АГАТа пришли в движение, будто Ника только того и ждала, что удара в дверь моей несчастной тушкой, и, будто стрела из лука, тягач рванулся вперед! Прямо с места, без ускорения, словно был привязан к чему‑то тросом, и тот только что оборвался!
Инерцией движения меня оторвало от двери, и тут же Ника дала по тормозам, от чего тело снова больно приложило об заднюю дверь.
Этого организм уже не выдержал.
Рука разжалась, я согнулся втрое и упал на землю, заходясь в приступе кашля. Поднятая огромными колесами АГАТа пыль настойчиво лезла в нос и пыталась проникнуть в легкие, усугубляя кашель, будто пытаясь заменить собой истраченные запасы красного дыма. Но это было даже хорошо. По крайней мере, лучше, чем падать в гремящем вагоне в неизвестность. А кашель… Кашель пройдет.
Непонятно только почему Ника остановила АГАТ… Ну да ладно. Это мы скоро выясним. Сейчас только дыхание нормализую… Встану… И выясню.
Где‑то над головой хлопнула дверь. Рядом приземлился кто‑то легкий. Ника, конечно, кто же еще…
Она взволнованно потрясла меня за плечо:
– Серж! Ты как?! Надо убираться, слышишь!
– Надо… – выдохнул я в перерывах между приступами кашля. – Да… Вай…
– Что «давай», поднимайся! – Ника принялась тормошить меня, пытаясь поднять хотя бы одну мою руку и подлезть под нее. – Тут сейчас все рухнет!
Я не сопротивлялся. Я позволил взвалить себя фактически на хрупкое никино плечо. К счастью, далеко тащиться не надо было – дверь была в каком‑то метре. Открытая, ведущая в освещенный салон АГАТа, такой уютный, такой комфортный, такой родной…
Я с трудом сел на пол вагона и откинулся назад, чтобы вкатиться внутрь. Сил подняться с пола уже не было. Да и не нужно было, видимо.
Ника тут же убежала за руль и спустя секунду под полом снова загудело, колеса прошуршали по земле, пробуксовывая, и АГАТ рванулся вперед.
Меня откинула назад и легонько припечатало в заднюю дверь, на сей раз, к счастью, закрытую. Как ни странно, это помогло подавить приступы кашля, и я даже смог подняться, цепляясь за поручень возле двери, и выглянуть наружу через маленькое окошко.
Я почти ничего не успел увидеть. Едва я поднялся на ноги, как тональность работы моторов под полом резко сменилась, АГАТ перекосило, а потом он вырвался из земляного плена, оставляя за собой пыльный шлейф. Все, что я успел увидеть – как обрушивается за кормой глубокая дыра в земле, как проседает ее потолок, и она поглощает сама себя, оставляя лишь глубокую воронку как напоминание о том, что когда‑то здесь покоился целый автопоезд.
Вытащив нас из‑под земли, Ника снова остановила АГАТ. Я снова сполз на пол, только на сей раз более контролируемо – спиной по двери и в сидячее, а не лежачее положение. Кашель прошел, но в глазах все еще двоилось и периодически темнело, и не было никакой уверенности, что я не вырублюсь с минуты на минуту.
Ника подошла и присела рядом. Я поднял на нее глаза, но кроме размытого силуэта ничего не увидел. Если бы в АГАТе кроме нас с Никой был кто‑то еще, я даже не решился бы утверждать, что это именно она.
– Ты как? – сочувственно спросила она.
– Почему ты… Не сделала, как я велел? – сглотнув, спросил я, игнорируя ее вопрос.
Глупый вопрос. Видно же, что я хреново.
– Не понимаю. – Ника удивленно подняла брови. – Ты это о чем?
– Я что велел… делать?
– Давить на газ. Отсоединить вагоны, когда я увижу сигнал.
– А ты что сделала?
Ника закусила губу и посмотрела куда‑то в сторону. Глаза ее подозрительно заблестели:
– Ты правда думаешь, что я могла бы отсоединить их сразу? Ты правда предполагал, что я не попытаюсь выгадать для тебя лишних три секунды на спасение? Если да, то ты идиот. Впрочем, ничего удивительного!
– Я не о том… – я вяло приподнял руку и махнул ею. – Я знал, что ты так поступишь.
– Тогда о чем ты? – снова удивилась Ника.
– Я велел давить на газ что есть сил…
Ника кивнула, ничего не сказав.
– Значит, в момент расцепления тягач должен был выстрелить вперед, как камень из пращи, лишившись своего груза. Но этого не произошло. Я выпрыгнул из вагонов прямо к тягачу. Ты понимаешь, что тебя могло утянуть в пропасть вместе со мной? Почему ты не газовала, как я велел? Зачем ты тормозила?
– Ты ударился? – забеспокоилась Ника. – Ты не в порядке, да?
Я поморщился:
– Прекрати паясничать! Я велел тебе не рисковать собой, какого хрена ты меня ослушалась?!
– Да не ослушивалась я тебя! – Ника вскочила на ноги и недовольно уперла руки в бока. – Я честно газовала до упора, до той секунды, пока не увидела на панели сигнал о полном расцеплении! После этого – да, я остановилась, посмотреть, что случилось с тобой! Ну, через секунду, может, полторы, когда среагировала… Я претензии твоей не пойме – я не должна была останавливаться?!
– Погоди! – я поднял руку. – Ты хочешь сказать, что в момент расцепления ты газовала?
– Да! А я тебе о чем твержу!
Я опустил поднятую руку и задумался.
Если бы я не пользовался реадизом, то загремел бы вместе с вагонами в пропасть. Но я использовал реадиз на вагоны… И все равно должен был загреметь в пропасть хотя бы потому, что к тому моменту, когда я выпрыгнул из второго, он уже падал вниз, отсоединенный от тягача. И единственное, что меня спасло – ручка двери нависшего над пропастью АГАТа.
Того самого АГАТа, что, по идее, в этот момент должен был находишься минимум в пяти метрах от края пропасти, лишившийся балласта и с каждым мгновением набирающий ускорение и увеличивающий расстояние до моей умоляюще протянутой руки. Так все и должно было быть. Я не должен был уцепиться за ручку, потому что ручки на том месте не должно было быть. Вообще тягача не должно было быть! Он давно должен был уехать! На него‑то я реадиз на использовал, и использовать не смог бы, даже если бы захотел! Тягач‑то не замедлялся!
Или я опять чего‑то не понимаю? Надо собраться и уложить все пляшущие в голове мысли в одну стройную и логичную картину. Ладно, пусть нестройную, хотя бы просто логичную. Сейчас меня и это устроит…
Сколько я находился без сознания? Сколько времени прошло в реальном мире, пока я развлекался с богиней, или пока мне это чудилось – не столь важно. Как узнать? Мне нужно это знать! Потому что если окажется, что я был без сознания хотя бы одну секунду из тех трех, что, скрепя сердце, дала мне Ника, прежде чем подтвердить расцепление вагонов, если на то, чтобы преодолеть весь вагон, наклоненный под сорок пять градусов, карабкаясь будто по диковинному скалодрому, я потратил всего одну‑две секунды реального времени, если за это время АГАТ не успел даже начать ускоряться после того, как потерял весь свой балласт…
