Он подошёл к панцирю черепахи, разгоняя энергию в даньтянях. Руки его засветились мягким белым светом, сияние стекло с ладоней и обхватило весь панцирь. Ксинг крякнул от усилия, присел и с силой поднял весь свой дом, переворачивая его и сбрасывая с обрыва в воду.
Он бросил быстрый взгляд на членов дома Симынь — те стояли, выпучив глаза глаза, не в силах поверить в увиденное.
Ксинг сделал пару быстрых шагов к Сифэн, совершенно неаристократично и по-простолюдински шлёпнул её по упругой заднице.
— Ты была просто великолепна, —- весело сказал он, — твоему будущему мужу очень повезёт! Ну а мне пора! Когда-нибудь встретимся и обязательно повторим!
— Я поплыву с тобой! — опомнилась Сифэн. — Вместе! В закат!
— Ты поплывёшь домой! — захохотал Ксинг. — А я плыву один.
Он легко оттолкнулся от земли, взвился в воздух, слетел с обрыва прямо в океан, где, приземлившись на морскую поверхность, побежал догонять подхваченный течением панцирь. Он не успел подготовиться, у него него не было ни мачты, ни паруса, на хвосте оказался большой и влиятельный благородный дом. Все деньги остались на банковском счёту, и возвращаться за ними было бы очень опасно.
Но его ци осталась с ним, и этого было достаточно.
Глава 20, в которой герой узнаёт цену всем россказням моряков
Если что-то и можно сказать о плавании на огромной черепахе, пусть даже от этой самой черепахи и остался один-единственный панцирь, так это слово «суматоха». Сначала Ксинг с помощью ци вытолкал панцирь как можно дальше от берега — ведь нет ничего глупее, чем так самодовольно уйти, чтобы тут же быть настигнутым погоней.
Потом, когда берег полностью скрылся из виду, пришлось заниматься содержимым собственного дома. И тут его поджидала куча очень неприятных сюрпризов — мало что смогло выдержать переворот вверх ногами и последующее падение с большой высоты. Многие вещи попадали, переборки проломились, пробирки разбились, а в верхней комнатке, бывшей когда-то складом, всё перемешалось и перепуталось. Несколько дней пришлось потратить только на то, чтобы привести всё в порядок — с помощью стихии Дерева срастить и починить все переборки, Землёй и Огнём соединить и вновь сделать целыми побитые стёкла, постоянно использовать Воду, чтобы ликвидировать последствия множественных течей.
Хуже всего оказалось то, что мореходные качества черепашьего панциря оставляли желать лучшего: его болтало, словно щепку в водовороте, или словно другую субстанцию, которую некоторые крестьяне любили пускать по реке, считая это отличной шуткой. К счастью, Ксинг, постоянно ощупывающий путь своей ци, обнаружил песчаную отмель. Оттуда он поднял достаточно песка, чтобы не только добавить в панцирь балласта, но и сделать из стекла новые окна, которые на странном жаргоне моряков почему-то назывались «иллюминаторами», вроде того, как стены они именовали «переборками». Всё равно полностью ликвидировать последствия не удалось, большая часть продуктов для ресторана и ингредиентов для алхимии оказалась испорчена морской водой — ведь ци Ксинга защищала их лишь от гниения.
Закончив спасение дома и преобразовав часть деревянных переборок в большой руль, который теперь торчал из задней части черепахи, Ксинг добавил дополнительный штрих — из последних отрезов шёлка создал талисманы, чтобы откачивать просачивающуюся в трюм воду. Оставался лишь вопрос мореходности. И если срастить деревяшки, сделав из них мачту, не составило бы труда, то подходящей ткани у Ксинга не было, а значит, и поставить парус он бы не смог. Впрочем, под парусом он ходить не умел, так что его отсутствие мало бы что меняло. Поэтому пришлось по старинке использовать единственный ресурс — собственную ци.
— По реке плывет моряк, не поймать его никак, — напевал под нос Ксинг, покачиваясь в такт корпусу своего корабля — черепашьего панциря.
В «Панцире» он наслушался достаточно историй и морских баек, чтобы знать, что моряки, дескать, ходят, а плавает одно лишь дерьмо, но на подобные тонкости ему было наплевать. К тому же сам-то он по воде ходить умел, в отличие от тех, кто так любил по этому поводу надувать щёки.
— Всё он сушу не найдет, только рыбу жрет и жрет, — продолжал он.
Как найти сушу, он действительно не знал — вокруг раскинулся океан с волнами, ветрами и течениями, несущими панцирь черепахи. Ни с едой, ни с водой проблем не было. Морскую воду он сделал пригодной для питья, для этого пришлось потрудиться, пока не научился использовать стихии Воды и Земли, чтобы убирать лишнюю морскую соль. А вот с едой оказалось значительно хуже. Нет, дело не в том, что он голодал, наоборот, ел вволю, но питание состояло лишь из рыбы, различных морских обитателей и водорослей. К сожалению, запасы риса оказались тоже испорчены, а попытки очистить их ци не принесли желанного результата.
Вот если бы у него было пространственное кольцо! Он бы сложил туда достаточно разной вкусной еды, чтобы ни в чём себе не отказывать месяцами, нет, даже годами! Чтобы хватило до самого края мира, а то и дальше!
Ксинг слышал, что у моряков есть какой-то «компас», правда, что это такое и как его сделать с помощью ци, он не имел понятия. Поэтому приходилось ориентироваться лишь днём по солнцу, а ночами по звёздам и лунам, пытаясь придерживаться единственного случайно выбранного направления. Сочинял глупые песни, ловил рыбу, глушил кулаками акул, бегал по воде и то тянул свой черепаший корабль на буксире, то, сидя на «палубе», направлял его вперёд с помощью ци.
Поначалу Ксинг пытался беречь силы на случай неожиданностей, но вскоре изменил решение. Панцирь всё так же блокировал ци, так что заставлять его плыть было очень тяжело, и если бы не три с лишним года постоянных тренировок, Ксингу бы не удалось его сдвинуть ни на шаг. В Могао он ингредиенты не только покупал, но и некоторые редкости добывал сам, плавая по океану и ныряя на невиданные в Дуоцзя глубины. Он научился направлять ци даже там, на глубине, посреди полной жизни и потоков энергии бездны, так что сейчас эти мучения окупились многократно. У него получалось толкать свой корабль вперёд и в штиль, и в шторм, не давая потокам развеяться и раствориться в окружающем водном пространстве.
Так что теперь, управляя панцирем, он продолжал свои тяжёлые тренировки, с каждым днём увеличивая силу и контроль над своей ци, приближаясь если не к берегу, то хотя бы к своей цели превзойти учителя!
— Я в Могао не вернусь, на Сифэн я не женюсь, — завел Ксинг новый заунывный куплет, поправляя широкополую коническую шляпу, собственноручно сплетённую из водорослей.
В небе блеснула искорка ци, и он по привычке из старой жизни приложил к глазам загоревшую на опаляющем солнце руку. Солнце стояло в зените и слепило, но он всё равно вскоре обнаружил обладателя жизненной энергии — большую белую птицу с чёрными перьями на хвосте и кончиках крыльев.
— Где-то рядом либо есть берег, — пробормотал он, — либо это птица, способная летать через моря. Вот бы поймать такую!
Поймать и научиться на ней летать, как делали не только многие герои кристаллов, но и злодеи, разные главы сект, руководители альянсов и просто могущественные культиваторы. Ну а если не получится, тогда птица — это мясо, в особенности грудка, ничуть не хуже куриной! Рыба, даже акулы и осьминоги, смертельно надоела.
Ксинг поймал себя на том, что причмокивает и пускает ртом слюну, так что мотнул головой, прочищая сознание.
— К тому же летать можно и на мече, как настоящий герой! — решил он. — Только сначала нужно этому научиться!
Ксинг вытащил верный цеп, покрутил в руках, почесал в затылке и снова заткнул за пояс. Нет, летать на цепе, наверное, было бы не настолько героически. Ничего! Осталось недолго! Он доберётся до берега, найдёт подходящее железо и выкует себе специальный меч, которым можно будет не только резать врагов, отрубать голову мерзавцу-учителю, но и рассекать на нём небеса!
Ксинг решил последовать за птицей — хороших идей у него не было, а птицы всегда летают возле берега. Если, конечно, ему не попалась какая-то особая птица, предпочитающая летать над океаном — с его везением, когда позорно сбегать пришлось от двух наставников из трёх (причём от первого — так вообще с помощью реинкарнации), такое вполне могло бы и случиться. И пусть он всё-таки получил звание мастера-кузнеца, когда прямо в ресторане его нашла Имперская курьерская служба, передав нефритовую табличку с такой знакомой ци мастера Бунтао и короткое письмо с единственным словом: «Спасибо!», меньшим побегом это не являлось!
