Ксинг мотнул головой. Даже сейчас, попав в смертельную опасность, он до сих пор думал о женщинах. После расставания с Сифэн мысли эти не отпускали даже во время плавания. Теперь он прекрасно понимал моряков, согласных даже на встречу с русалкой, несмотря на, если верить свиткам и книгам, чешую и рыбьи хвосты. О чём он думает? Какие женщины, какие русалки? Тут полный опасностей остров, а он — не герой кристалла или приключенческого свитка!
Пусть не свитка и не кристалла, но всё-таки герой. А значит, вместо того чтобы забиться в угол и дрожать, следовало идти навстречу опасности. Ведь как гласили «Боевые стратегии неукротимого дракона»: «Напав на тигра, воин с копьём может пасть, но не напав, падёт обязательно». Ксинг собрался с духом, пару раз для успокоения махнул цепом и направился вглубь острова, туда, где ощущалась наибольшая концентрация энергии. Разглядывая исполинские деревья, он размышлял, что мог бы их повалить, создать с помощью стихии Древа себе корабль и убраться восвояси. Нет, настоящие корабли он строить не умел, максимум, на что бы его хватило — это плот. Если тут есть большие птицы, следовало задуматься над их поимкой и дрессировкой, чтобы улететь отсюда прочь. Или найти какое-то редкое железо, выковать, как в настоящих историях из кристаллов, особый меч, и лететь безо всяких птиц. Он мотнул головой. Для того чтобы плыть, ему не нужны никакие корабли. Проблема заключалась в том странном засасывающем барьере, который уничтожил панцирь его черепахи. Неудивительно, что он ничего не слыхал о таком острове, все, кто попадал сюда, погибали еще в скалах, не достигнув берега!
Живность вокруг скакала и бесилась, орала и трещала, Ксинг пробирался сквозь заросли и глазел по сторонам, ожидая скорого нападения. Походя он сдернул со странного широколиственного дерева пару продолговатых загнутых плодов и попробовал на вкус. Под зелёной шкуркой, сползшей, словно кора с ветки молодого деревца, обнаружилась терпковатая, но сладкая мякоть. Яда во фрукте не было, ну а если бы и был, Ксинг бы запросто вылечил себя с помощью ци сердечного даньтяня, так что он жадно накинулся на плоды и проглотил их в мгновение ока. Плоды показались ему самым вкусным из всего, что он ел в жизни — ведь в них не имелось ни малейшего привкуса рыбы! После этого путешествия Ксинга так и тянуло устроить бойню, не разбирая, кто это — птицы, насекомые, звери или даже монстры, а потом набивать живот всей не-рыбой до тех пор, пока не влезет ни кусочка.
— Ничего, это временные трудности, — подбодрил он свой забурчавший желудок. И тут же сам разозлился из-за этой мерзкой присказки, прилипшей к нему даже в следующей жизни.
Подбираясь к центру острова, туда, где собиралась особо сильная энергия, Ксинг удвоил осторожность, до предела усилив маскировку и сокрытие ци.
Он пробрался сквозь кусты и осторожно раздвинул ветки, выглядывая в просвет.
Похоже, он слишком долго плавал по морю, слишком долго пребывал в одиночестве, ну а может, во время черепахокрушения слишком сильно бился макушкой об камни. Потому что воспалённое сознание явно отыгрывалось за все это время в море, ведь ему чудилось не просто круглое озеро с мягким песчаным берегом и ярко-голубой водой, но и прекрасная девушка, плавающая в озере совершенно обнажённой.
Ксинг мотнул головой и усилил циркуляцию ци, пытаясь прояснить сознание и скинуть наваждение, вызванное памятью о долгих и разнообразных забавах с Сифэн, длительным одиночеством и ударами о скалы. Ничего не изменилось, девушка не превратилась в какого-то тюленя, не исчезла, рассыпавшись мириадами искорок, и даже не потеряла красоту, как девочки тётушки Зу на следующее утро после её самогона.
Она оставалась столь же прекрасной и обворожительной. Рыжие, почти что красные волосы, яркие голубые глаза, длинные стройные ноги. Девушка плыла на животе, так что всё остальное скрывала вода, но, судя по всему, там тоже было всё более чем в порядке. Ци на острове закручивалась огромным смерчем и вливалась в озеро, которое словно светилось изнутри. Энергия красотки тоже была очень немалой, приближающейся к сильному адепту, а то даже и мастеру.
Он подавил сильное желание выскочить из кустов, прыгнуть в воду, чтобы схватить эту девушку. Сколько бы он ни провёл в море, как бы его ни будоражил образ Сифэн, но он ни за что так не поступит! В отличие от наследницы дома Симынь, эта девушка не сделала ему ничего плохого. Как бы он её ни желал, он ни за что не поступит бесчестно, не предаст самого себя.
Девушка доплыла до берега и выбралась на сушу. Она подошла к какой-то кучке листьев и стала одеваться. Теперь Ксинг отчётливо увидел, что девушка обладала прекрасной фигурой. Пусть и спереди она одарена не так сильно, как Сифэн, но назвать маленькими эти сочные округлые плоды персика не посмел бы и заправский лжец. Вот только отчётливо выпирающий живот показывал, что красавица была беременна, причём довольно давно.
Ксинг прекрасно знал, откуда берутся дети — даже без чтения свитков негодяя-учителя и приёма родов у Зэнзэн жизнь в деревне не оставляла шансов остаться в неведении, да хотя бы на примере скота. Но он никак не мог понять, что тут, посреди опасного и безлюдного острова, вдруг делает голая, к тому же еще и беременная красавица.
Ксинг вспомнил своё желание огреть владельца острова цепом в нос и усмехнулся. Он сложил цеп и вновь сунул за свой подранный и потрёпанный пояс.
Тем временем девушка окончательно оделась, и Ксинг не смог сдержать гримасу неодобрения. Одежда, сплетённая из травы и листьев, была ужасной, а работа настолько неумелой, что корзинщика Яо хватил бы удар, заставив раньше времени отправиться в следующую жизнь. Девушка сделала несколько нетвёрдых шагов, и Ксинг нахмурился ещё больше: на ноге, которую она тщательно берегла при ходьбе, багровело большое безобразное пятно ожога.
Ксинг отбросил сомнения и вышел из кустов, отпуская маскировку.
Увидев его, девушка округлила прекрасные глаза и вскинула руки.
— Мин ант, йа шаб джамиль гаир маруф? — воскликнула она.
[Кто ты, о незнакомый прекрасный юноша?]
— Э-э-э! — многозначительно ответил ошарашенный Ксинг.
— Хал арсалк альшарир Шариф? — продолжила девушка. — Лакинни балфил тахт сайтаратих!
[Тебя прислал злой Шариф? Но я и так в его власти!]
— Я не понял ни слова! — ответил Ксинг, смущаясь. Он слышал, что в дальних странах существуют другие языки, но привык, что все вокруг говорят на имперском.
— Ана ла афхум ай шайя калту! — воскликнула она, вскинув руки, словно попытавшись от него отгородиться. — Мин фадлик ла тактариб!
[Я не понимаю, что ты говоришь! Пожалуйста, не подходи!]
— Не знаю никакого ни калту, ни тактариба, — признался Ксинг, — но тебе помогу.
— Ла афхум! — ответила та.
[Я не понимаю!]
Приняв это за знак согласия, Ксинг шагнул к ней, и не успела она даже попятиться, подсёк ей ноги, подхватил на руки и мягко, стараясь быть как можно более аккуратным, опустил на песок.
Девушка распахнула глаза и приоткрыла губы. Ци показывала, что она очень испугана, а Ксинг, как назло, не знал, чем её успокоить - ведь языка он не знал! Поэтому Ксинг просто положил руки на рану на ноге и усилил циркуляцию сердечного даньтяня. Целительная ци потекла через ладони прямо в безобразный ожог. Результат проявился мгновенно. Кожа посветлела и разгладилась, а ужасный рубец растворился, словно перо золотого воробья в эликсире для снятия головной боли. Не успела девушка толком испугаться, как Ксинг уже вскочил на ноги, сделал пару шагов назад и поднял ладони в примиряющем жесте.
— Ла шайа йулм! — удивленно сказала она, вставая и ощупывая совершенно здоровую ногу.
[Ничего не болит!]
— Конечно! — подтвердил Ксинг. — Я же обещал помочь!
Девушка сделала несколько осторожных шагов, приближаясь к Ксингу. Она вытянула ладонь и сделала вопросительный жест. Ксинг не имел понятия, что она хочет сделать, но утвердительно кивнул. Она положила прохладную ладошку ему на лоб и спросила:
