— Мы им задали жару, ваше величество?
— И еще зададим, — пообещал я.
— Дай-то Бог!
— Бог за нас, — напомнил я, — так не все ли равно, кто против?
Впереди посреди пещеры нечто вроде тыквы размером с двухэтажный дом, но с узкими прорезями. Я всмотрелся в одну, сердце затрепетало: звездное небо, однако не то, что видишь с земли, когда свет звезд, преломляясь в атмосфере, выглядит лучистым и почти ласковым, а холодное мертвое и бесконечное пространство с едва заметной россыпью звезд незнакомой части космоса.
— Ваше величество! — воскликнула радом Боудеррия.
Я вздрогнул.
— Что?
— Нет-нет, — заверил она, — просто вы так резко побледнели… Нас ждет что-то ужасное?
Я собрался с силами, отрезал надменно:
— Мало ли что нас жцет!.. Оно не знает, чего его ждет от нас!
Она вздохнул с облегчением.
— Слава богу, вы пришли в себя. Снова такой же наглый и уверенный.
— Я король, — напомнил я, — у королей это уже величие, а не эта ваша наглость. Не отставайте, дама!
— Я не дама, — отрезала она, — а леди!
— Видал я таких ладей, — пробормотал я. — Давай свернем к той щели… Там оторвемся от погони, она наверняка будет, переведем дух.
Она прислушалась, с той стороны доносится сухой грохот, больше никаких отличий от этого зала.
Она спросила саркастически:
— Вы знаете, что там?
— Нет, — ответил я честно. — Но там сильный шум, а филигоны шума не переносят.
Она сказала с сомнением:
— А вы в самом деле умное ваше величество.
— Знаю, — ответил я скромно.
— А почему, — спросила она, — филигоны не прекратят шум в своем корабле?
— Не знаю, — ответил я. — Возможно, это не их корабль.
— Ваше величество?
— А вдруг Маркус летает сам по себе? — предположил я. — А филигонам подчиняется в каких-то… рамках? Или этот шум от работы его, скажем, желудка.
Норберт произнес с уважением:
— Или это бьется его сердце.
— Скорее, — сказал Альбрехт авторитетно, — похоже на грохот крови в висках.
Я поднялся, взял меч.
— Сейчас все узнаем. Не рассыпаться, держаться компактно.
Альбрехт сказал тихонько:
— Это мне чудится или слышу дьявольский хохот?
— Чудится, — заверил я, хотя звуки, похожие на хохот, услышал еще раньше. — Хохот присущ только человеку. Особенно злобный.
— Злобный, — согласился он, — да. Звери не хохочут. Хотя улыбаются. Насмешливо так. Как мой конь — всегда надувает пузо, когда затягиваю подпругу…
— А вы его кулаком в пузо, — посоветовал Норберт.
— Обижается, — ответил Альбрехт со вздохом. — Хотя да, приходится напоминать, кто из нас человек, а кто лошадь.
В какой-то момент Сигизмунд догнал, сказал почтительно:
— Ваше величество… позвольте?
— Смотря что, — ответил я, — хотя ты и вроде бы и не слишком наглый, но моя должность предрасполагает к недоверчивости. Доверчивый король — уже не король.
Он застенчиво улыбнулся.
— Позвольте сейчас пойти впереди. Я чую некую недобрую эманацию. Вы ничего не ощущаете?
Я прислушался, сказал в недоумении:
— Нет. А что, запах или флюиды…
— Скорее, — сказал он, — флюиды, хотя и не флюиды, я же не знаю, что это. А может, и флюиды, вам виднее, вы же король, ваше величество! Вам сверху виднее. Но вряд ли флюиды, слишком уж необычное…
— Необычность, — пророкотал Тамплиер, — означает прежде всего опасность.
— Сэр Тамплиер, — сказал я, — идите направо, а вы, сэр Альбрехт, налево, у вас такая репутация. Если что, кричите громче.
Альбрехт кивнул, ничуть не обидевшись за репутацию, для мужчины это даже предмет гордости.
— Да, конечно. Если успею.
Он ушел вперед в сторону тьмы и растворился в ней почти без звука.
Зов пришел от Альбрехта, а когда мы прибежали, обнаружили его стоящим на краю пещеры, где с самым обалделым видом то поднимает голову к темному своду, то опускает к полу. Тот, уже привычно бугристый и неровный, шевелится, негромко потрескивает.
Массивные глыбы камня отламываются, поднимаются и, оторвавшись от пола, стремительно уносятся вверх во тьму, оттуда доносятся глухие удары.
Оглянувшись на звук наших шагов, отыскал взглядом мое лицо, бледный и дрожащий.
— Ваше величество!
— Что не так? — спросил я сварливо. — Надо идти, а не…
Он пролепетал:
— Но… камни! Камни рушатся вверх!
— Только и всего? — спросил я. — Можно подумать, антигравитацию не видели!.. Что, в самом деле не видели? Дикари-с. Там справа или слева проход есть?
Двое ринулись с факелами в стороны, через некоторое время первый прокричал:
— Нет!.. Здесь прямо от стен…
Второй крикнул на пару секунд позже:
— И здесь, ваше величество!
— Ну и ладно, — сказал я бодро, хотя сердце колотится, как у зайца. — Мужчины не выбирают окольные дороги! Камни же не сверху падают, чего вам снова не так? Какие вы все капризные, с кем я взялся строить светлое будущее с человеческим как бы лицом? В церковном хоре никто не поет?.. Сэр Норберт, не смотрите на лорда-канцлера, у него был дурной сон с кошмарами насчет кражи коней…
И, не дожидаясь реакции от вконец обалдевших, быстро побежал прямо, перешагивая с камня на камень, выбирая с виду те, что не шевелятся, перепрыгивая трещины и уклоняясь от глыб, что с треском выламываются и уносятся вверх.
Уже почти на той стороне догнал Норберт, лицо бледное, глаза безумные, с разбега налетел на стену и, распластавшись на ней, едва не расцеловал в благодарность, что твердая и несдвигаемая.
— Вот сюда, — велел я. — Герцог, вы там в хвосте не потеряйтесь!..
Альбрехт наконец-то нагнал, уже за Тамплиером и Сигизмундом, Боудеррия страховала еще всю дорогу через зал, а он вскрикнул с непониманием:
— Но… как? Как уносятся вверх?
— Не уносятся, — уточнил я, — а падают. Просто здесь верх и низ поменялись местами, разве не видно? Это же так просто!.. Но филигонов здесь точно нет.
За спиной раздался сухой треск такой силы, что я едва не присел, а спина покрылась мурашками.
Тамплиер, надменно повернул башню головы в сторону треска, подтвердил величаво:
— Да, сюда не сунутся. Но что это у них за летающая крепость?
— Это не совсем их, — сказал я.
— Ваше величество?
— Блохи на собаке, — пояснил я, — тоже могут считать собаку своим большим конем. А те, что на птицах, даже летают с ними.
— Ваше величество, но тогда это…
— Оно, — подтвердил я и тут же уточнил: — Как самая реальная гипотеза, хотя я гипотез не измышляю, как уже говорил. Или тогда не я говорил?.. Осталось только понять, сам по себе Маркус прилетает сюда регулярно или же это филигоны направляют его сюда…
