– Почему все? Я, например, не удрал, меня выгнали, – пробубнил Кьяло.
– В данном случае это не принципиально. А медальон с волком, подозреваю, тоже они сперли?
– Ну не я же! Они тут вообще неплохо пошерстили. Зато наша глубокоуважаемая ведьма больше не будет оставлять дорогие вещи без присмотра. И дешевые тоже…
– А ваша глубокоуважаемая ведьма, – Волчья Тетушка горделиво выпрямилась, – в это время пыталась освободить оборотня, которого эти безбожники поймали и заперли в клетку.
– Это которые поклонники старых богов, что ли?
– Да какие они поклонники?! Дуралеи они и безбожники. За что и пострадали. Это же надо было придумать – бедную зверюшку обижать. Да он в жизни своей никого пальцем не тронул.
– Слышала бы вас Тьяра, – хмыкнула я. – Или Хозяин. Да и меня эта «бедная зверюшка» чуть на части не разорвала возле городских ворот.
– Ой ли? Так уж и разорвала? Или признала медальон и подбежала поздороваться?
Я неожиданно вспомнила привычку крупных собак приветствовать человека, ставя передние лапы ему на плечи и вылизывая лицо. Оборотень ведь действительно не набрасывался на меня, просто решил по-дружески уронить на землю. А я так испугалась, что пожелала ему сдохнуть. И убила его.
– Так что же? Получается, что я виновата? – В душе всколыхнулось что-то не слишком приятное. Не жалость, скорее обида на весь белый свет.
– Да кто же теперь разберет. И вообще, чудо ушастое, у тебя же глаза слипаются. Шла бы ты спать, красавица.
Красавица из меня, конечно, как Алиса Донникова из Жанны Фриске. То есть исключительно на любителя. Но ведь приятно же.
А в углу уже возникла кровать с восхитительно мягкой периной. На которую я и свалилась, изо всех сил мечтая, чтобы не было больше никаких снов. А то прямо какое-то «Что делать?» фэнтезнйного пошиба! Первый сон Веры Павловны, второй сон Веры Павловны…
Интересно, Хозяин из горящего Убежища-то хоть выбрался?
Щелк! Сдавленный крик. Громогласная ругань, исполненная дуэтом. Дзынь! Щелк! Щелк!
– Нет, я так больше не могу, я пошел! Прикроешь? – Голос Кьяло словно из-под перины.
– Ты что, псих? Да в задницу твой браслет, они тебя и с ним, и без него одинаково продырявят.
– Не дождетесь!
Ну когда же я наконец научусь просыпаться быстро?
Щелк! Щелк! Дзынь! Снова крик, но уже откуда-то издалека. Должно быть, из-под двух перин.
Надо проснуться, надо! Открыть глаза!!!
Открыла. Выяснила, что спала носом в подушку. Теперь поднять голову… хоть чуть-чуть приподнять и осмотреться…
– Лежи, дура!
Чья-то сильная рука вдавила меня обратно в кровать.
– Если хочешь слезть, то просто перекатись на пол. А потом забейся в угол и не рыпайся там.
Я же спросонья послушалась. Сначала хлопнулась всем телом вниз, потом заползла под кровать и уже оттуда, потирая ушибленное плечо, жалобно протянула:
– Высоко-о-о!
– Аккуратнее падать надо было!
Дзынь! Щелк! Дзынь!
Еще через десяток «щелков» и «дзыньков» я наконец-то начала разбираться в окружающей обстановке. Первое, что бросилось в глаза, – Волчья Тетушка, раскинувшаяся на полу в багровом ореоле собственной крови и со стрелой, торчащей из-под лопатки. Отсутствие признаков жизни было до обидного очевидным. Вот так бесславно и погибают Верховные…
Возле окна обнаружился Глазастый с луком в руках и стрелой в зубах (прям царевна-лягушка какая-то). Еще одна стрела уже лежала на тетиве… Дзыньк!
Ага, поняла. Когда «дзыньк» – это выстрел с нашей стороны, а когда в нас, то получается…
Щелк! Щелк! Сразу две стрелы впаялись в ножку кровати, чудом не оцарапав мне ухо. Я так и не поняла, по какой траектории они летели… И тут до меня резко дошел смысл всего происходящего.
– Эй, а от кого отбиваемся-то?
– Од сдажи.
– Чего?
Бывший конь злобно на меня покосился, потом вытащил изо рта стрелу и повторил:
– От стражи, говорю.
– Как от стражи? Это что, Хозяин на меня так обиделся, что ли?
– Да при чем тут твой Хозяин?! Он даже если сразу за нами галопом поскакал, то раньше рассвета досюда не доберется. Тем более что он – внешняя стража, а тут городская хренью страдает. Мы когда из Тангара выезжали, они как раз собирались толпой идти Тетушку бить, помнишь?
– Честно говоря, нет, – созналась я. – И сколько их там?
– А я знаю? Ну человек двадцать, не меньше. Половина с луками и самострелами. И чую, что скоро им придет в голову… Ну вот, я же говорил!
В оконную раму, а затем и в противоположную стену вонзились стрелы, обмотанные горящей паклей. Огонь начал было расходиться по деревянному строению, но неожиданно зашипел и погас. Я ехидно улыбнулась. Ломать, как говорится, не строить, а тушить – не разжигать!
Глазастый хотел еще пару раз выстрелить в охамевших стражников, но в лесу вдруг раздались какие-то крики, вопли… и в окно ввалился Кьяло, весь в крови и со стрелой, торчащей из плеча.
– Тебе помочь? – Я бросилась к нему, но Глазастый перехватил меня на полпути и пинком загнал обратно под кровать.
– Сиди и не выпендривайся. Без тебя как-нибудь разберемся.
– Чего? Ты думаешь, что говоришь, кобыла блоха-стая? Когда это ты успел себя главным назначить?
– Час назад, пока ты дрыхла, а мы тут отстреливались. Вот сейчас у нас стрелы кончатся, что делать будем?
– А много осталось?
– Целых две!
– Нет, ну вы тут вообще обалдели, что ли? – пробормотал Кьяло, плюхаясь на пол рядом с моим укрытием. – Я, значит, жизнью рискую, на разведку выхожу, а они мало того что стреляют не туда, куда надо, так еще и ругаются!
– Кто это тут не туда стреляет? – Глазастый подскочил к раненому, остервенело потрясая последними стрелами, причем древко одной из них было уже порядком обслюнявленное.
– А в меня кто попал?
– А я тебя из-за этого дурацкого браслета просто не заметил!
– А этот дурацкий браслет, между прочим, перестал работать в самый неподходящий момент. Я только троих уложил, начал к четвертому примериваться-а-а-а-а…
Я думала, что только в голливудских фильмах стрелы из самих себя вытаскивают вот так запросто. Ну с криком, конечно, и зажмурившись… Но зато самостоятельно! Глазастый уважительно присвистнул и вернулся к наблюдательному посту возле окна. А я, набравшись храбрости, подползла поближе к Кьяло.
– Больно?
– Терпимо. У тебя в запасе, случаем, никакого волшебного зелья нет, чтоб раны заживлять?
– Откуда? Сам же знаешь, что нет. Но хоть перевязать-то тебя надо? Эй, коняга, снимай рубашку.
Глазастый повел себя на удивление покорно, даже «конягу» стерпел. И рубашку снял безропотно. Эх, такие кружева на бинты изводить… Жалко! Белый батист сразу же пропитался кровью, а Кьяло, наоборот, побледнел еще сильнее, чем после нашего непонятного прыжка в пространстве.
