Жёлудя плечом оттолкнул не сильно спешащий Лузга с обрезом наготове. Альберт принёс запалённый от свечки факел. Только при свете Тибурон умолк. Ветошь, пропитанная ламповым маслом, разгоралась. Альберт опустил факел, подсвечивая побоище. Тройка, приставленная стеречь пленников, валялась на полу, как раскиданные злым ребёнком куклы, никто не шевелился. Копошился на рогоже Тибурон. Лелюд исчез. Со двора доносился гвалт и короткие надсадные взрёвывания. Гомон взлетел, бахнул выстрел.
Переступая через трупы, Щавель подобрался к окну с выставленной рамой. Выглянул. Во дворе возились над телами дружинники, протискивались факельщики, кого-то понесли. Один разогнулся и воздел над головой что-то длинное. Бойцы торжествующе закричали.
— Что случилось? — спросил Альберт Калужский.
— Дележ забрал Лелюда, — быстро ответил Тибурон.
Щавель незаметно в темноте улыбнулся и сунул стрелу в колчан.
Новгородский ОМОН сплоховал перед московской напастью. И в атаку на манагеров ходил, и вехобитов болотных ставил на уши, малыми силами кромсал превосходящих по численности селигерских «медвежат», а подручного шамана Мотвила проворонил. Великан циклоп двигался легко и стремительно. Перемахнул через ограду, парой ударов срубил фишку. Дубина из комля дуба шлемы не пробила, но сломала ратникам шею. Они упали не вскрикнув. Дележ залез на карниз, вероятно, вскарабкавшись по углу, цепляясь за торцы брёвен. Нашёл нумер, в котором томился Лелюд, ориентируясь ему одному известным образом, должно быть, по запаху. Влез в окно. Тибурон проснулся и заорал. Дружинники схватились за оружие, но великан убил их голыми руками. Затем схватил в охапку Лелюда и выпрыгнул из окна. Прямо на копья бодрствующей смены. Несмотря на то, что Щавель приказал держать десятку наготове, Дележ едва не ушёл с добычей. Он был выдающимся разбойником. Во дворе закипел бой. Три стрелы торчали из его тела, но циклоп не сдавался. Отмахивался дубиной, пока Храп не перешиб пулей бедренную кость. Дележ упал. Отбивался лёжа, крутясь на спине. Из пасти его вырывалось яростное рычание, невнятная брань и неразборчивые угрозы, среди которых можно было различить повторяющуюся острастку: «Нургалиев разрешил!» Неизвестно, скольких омоновцев ещё успел он покалечить, если бы Скворец удачным ударом не разрубил плечо. Развивая успех, Скворец бил быстро и точно, и отсёк ему правую руку. Это доконало великана, силы оставили его. Дележ лишился чувств и истекал кровью. Рядом лежал, поскуливая, Лелюд. В горячке боя его затоптали едва ли не насмерть.
Педофила утащили обратно, а вокруг Дележа столпились ратники, наставив на него пики. Факельный свет отбрасывал причудливые тени. Пламя трепетало на ветру, тени прыгали, отчего тело поверженного циклопа выглядело ещё страшней. Разбойник разделся донага и намазался сажей. Из одежды были только чоботы мягкой кожи, перетянутые ремешками поверх щиколотки, да короткие труселя чёрной замши, подпоясанные толстым ремнём, на котором висел кошель с трутом и огнивом, да короткий ножик.
Циклоп хрипел в беспамятстве. Неестественно скроенная рожа с низким лбом, укороченная за счёт того места, где у людей находятся глаза, заросла диким волосом. Оттянутые к ушам скулы подступали вплотную к надбровной дуге, выгнутой коромыслом, чтобы вместить единственный глаз, потеснивший переносицу. Если у большинства циклопов ближнего и дальнего Подмосковья ниже располагался нос картошкой, отчего лицо сохраняло остатки человеческих черт, то в роду Дележа положительную селекцию не производили. Должно быть, предки селились на отшибе, в очаге повышенной радиации. Мутация глубоко затронула наследственное вещество. Вместо носа зияла щель, делившая пополам верхнюю губу, словно в голову от души ткнули мечом. По бокам дыры торчали мясистые наросты, видоизменённые крылья носа, превращавшие морду циклопа в форменное рыло гигантского нетопыря.
— Породит же земля чудных! — только и сказал Лузга, когда разбойника перетащили в трапезную.
Из страшной ямы на месте правого плеча лилась кровь. Казалось, конца ей не будет.
— Привяжите его к столу, — бросил Щавель ближайшим ратникам.
Крепкими раболовными арканами воины примотали Дележа к общаку. Они не ведали жалости к уроду и жаждали кровавой расправы. Чаяния войска опытный командир читал как раскрытую книгу и не упустил случая совместить приятное с полезным, перед решающей битвой обратив воинство в свою веру для придания большей сплочённости и поднятия боевого духа.
Щавель вынул нож работы мастера Хольмберга из Экильстуны.
— Перед нами известный разбойник Дележ, гроза Подмосковья, — зычный голос командира заставил дружинников навострить уши и подойти поближе. — Одолеть его — дело доблести и геройства. Орден Ленина показывает нам свою силу, действуя хитростью и коварством. Но войско светлейшего князя не запугать! Мы врага били, бьём и будем бить! Для придания силы каждый должен вкусить его плоть, — Щавель всадил клинок под рёбра циклопу, широким взмахом распустил брюшную стенку. Дальше было самое сложное — быстро вырвать печень великана, и Щавель не осрамился. Печень была огромной. Он воздел её над головой. — Это наша добыча! Мы заслужили!
Услышав хорошо знакомые слова «добыча» и «заслужили», дружинники одобрительно заорали, ещё не понимая, что именно они одобряют.
Командир плюхнул печень на живот циклопа, оттяпал край, сунул в рот и демонстративно начал жевать. Второй кусман достался Жёлудю, третий — случившемуся рядом Михану. Парень, польщённый честью причаститься в числе первых, привычно сожрал печёнку, подумав, что посвящение Отцу Небесному где-то далеко впереди, в Новгороде, а Ктулху будет доволен уже сейчас. Следующим оказался молодой дружинник, имени которого Щавель не знал. Он безропотно съел свой кусок, решив, что так и положено. Его примеру последовали остальные, подчиняясь воле командира, общему примеру и чувству ненависти к врагу. Даже сотник Литвин. Попавший в середину раздачи, не воспротивился, а принял с ножа кровоточащий ломоть.
Дружина воспряла духом. Горячая печень циклопа вставляла не хуже рюмки крепкого первача. В трапезной витало чувство всеобщего единения. Дележ затих, истёк кровью, не приходя в сознание. Щавель приказал Михану подать топор, лежащий на соседнем столе, доставшийся от «медвежат» трофей, которым охотно кто-то пользовался. Тремя точными ударами разрубил рёбра Дележа, запустил руки в грудь разбойника, перерезал сосуды, вырвал трепыхающееся сердце.
— Добыча! — провозгласил он на всё трапезную, держа сердце на вытянутых руках. — Сегодня у нас праздник. Подходи за своей долей!
