— Если бы ты знала, как я тебя ненавижу! — вспыхнул он.
— Никогда этого не узнаю, — отвечала Аранта с кажущимся спокойствием. — Я не умею ни читать твои мысли, ни чувствовать твою боль.
— А мою? — вполголоса спросил Рэндалл. — Я имею в виду, когда ты меня штопала?
— Твою могу. Но не особенно.
— Я сам ее чувствовал… не особенно. Как будто ее поделили пополам. Ну и что ты с ним собираешься делать? Он вроде не кудрявый паж, да и на болонку не слишком похож.
— Возьму его к себе в секретари. Нож за корсажем лежал неудобно, и двигаться приходилось осторожно, опасаясь пораниться.
— В… я не ослышался? Зачем тебе секретарь? Ты думаешь, Кеннет аф Крейг, в точности как его уважаемый отец Крейг аф Конихан, способен прочитать что-то кроме конских какашек на дороге?
— Вот и выучимся вместе. Надо ж чем-то заняться по мирной поре.
— Ну, не рассчитывай особенно. Ты мне еще понадобишься. Однако скажи-ка мне, как это получилось, что ты поперла против меня?
— Ты был не прав, — просто сказала она.
— Ну и что?
— Ничего особенного, кроме того, что от нас зависела жизнь твоего офицера. Твоего доблестного офицера, между прочим. И было абсолютно не важно, чтобы он знал, какие у тебя мрачные и величественные мысли по этому поводу.
— Ну и что?! — возразил он с возрастающим нетерпением.
Она остановилась посреди зала, уронив руки.
— Это уже слишком, ты не находишь?
— Нахожу, — медленно согласился Рэндалл. — Это действительно слишком — с твоей стороны. Если ты приглядела его себе, чтобы с его помощью избавиться от волшебства, когда оно начнет тебя тяготить, и укрыться в шкуре частного лица, то запомни — я собираюсь сделать это сам. Тогда, когда сочту нужным.
И, не давая ей слова вставить, развернулся на каблуках и стремительно вышел за дверь. Такого бесплатного развлечения монашки, должно быть, сроду не видали.
— Значит, — обращаясь к двери, съехидничала Аранта, — до Эстензе я могу не беспокоиться? Там ведь битва предстоит, не так ли. На Венону Сариану дверью хлопай, хренов победитель… бури в стакане!
Она чувствовала себя холодной и абсолютно спокойной, когда Грасе выглянул из операционной.
— Может быть, миледи окажет честь ассистировать мне? Мне нужен кто-то… с вашим даром обезболивания,
Слезы пришли позже и текли по ее неподвижному лицу, так что даже Грасе недоуменно оглядывался.
— Да что с вами, в конце концов? Что вы такое делаете, от чего только хуже? Нарочно пациента мучаете? Наконец она сдалась.
— Попробуйте все-таки с водкой. Я… я не могу! Если бы рядом оказалась стена, Аранта не успокоилась бы, пока не разбила бы кулаки о равнодушный камень. Она любила человека, который ей не нравился. Кто ты такой, Кеннет аф Крейг, чтобы поссорить меня с богом?
Рэндалл стоял с другой стороны двери, успокаивая дыхание и смиряя неожиданный приступ злобы. Приревновать к практически безымянному мальчишке было глупо. Скорее следовало озаботиться влиянием, оказываемым на нее Грасе. Рэндаллу следовало бы помнить, что налагаемое заклятием Условие, как всякий запретный плод, станет лишь подогревать интерес Аранты к мужчинам, попадающимся ей на жизненном пути. Магия действует гораздо сильнее, когда балансируешь на лезвии бритвы, пьянеешь от искушения на самом острие иглы. Он никогда не чувствовал себя могущественнее, чем в тот момент, когда, опьяненный адреналином, мог потерять все. Логично было бы предположить, что и ее механизмы действуют схожим образом. Проклятие. Все их отношения с самого начала были построены таким образом, чтобы она всегда и во всем держала его сторону. То, что она выступит против и шутя, да еще с помощью корсажа, обыграет его… выключит питавшую его силы магию, ориентированную на победу, не оставив от нее и на донышке блюдца, не укладывалось в голове. Должно быть, философски признался он самому себе, это случилось потому, что он любил ее. И еще потому, что осталось слишком мало людей, без которых он не мог обходиться. С горестным сожалением он вдруг осознал, что с сегодняшнего дня может обходиться без Эверарда де Камбри.
17. Победитель получит все. И получит, а вы что думали?
Двумя месяцами позже, в октябре, в разгар небывало продолжительной знойной осени армия короля Баккара обложила Эстензе. На сей раз он мог позволить себе не торопиться. К его услугам были все ресурсы покоренной страны: фураж, продовольствие, люди. Он мог позволить себе вести войны с царственным размахом и ленью. Сейчас, когда он никуда не спешил, он мог позволить себе выморить Эстензе голодом до последнего человека.
Ему бы, пожалуй, это удалось. Осада легла на город прежде, чем с окрестных полей был сжат хотя бы один колосок зерна, и в городе оставались лишь скудные прошлогодние запасы. Да и не так уж много их было, этих полей, в окрестностях Эстензе. Предки нынешнего Брогау, хищные ярлы с Островов, отстроили свое родовое гнездо на прибрежной скале, вздымающейся прямо из моря. Отсюда равно удобно было нападать на проходящие мимо торговые суда и на мирные поселения, и никто никогда не брал штурмом эти монолитные серые стены, украшенные почти естественными зубцами. Впрочем, время и непогода их пообточили, нанятые окультурившимися потомками мастера-резчики придали им более удобную для оборонных целей форму, и вокруг замка, подчиняясь неизбежным социологическим законам, выросла слобода. Селился здесь в основном мастеровой и ремесленный люд: более двух третей продовольствия в провинции Хендрикье были привозными.
Тщательная береговая разведка Рэндалла обнаружила, что скальное основание замка сплошь изрезано пещерами, которые обнажал отлив. Будь ему на пятнадцать лет меньше и не будь он обременен властью, он бы не сдвинулся с места, пока бы не излазил их все. Теперь же он выставил патрули и на море, с тем чтобы через связанные с пещерами тайные ходы в замок не проникла контрабанда, а оттуда, напротив, тайком не утекли ценные персоны, оставив его самого штурмовать изъеденную водой и ветром пустую раковину.
На сотни ярдов вокруг города была вырублена даже мелкая растительность. Никто не мог подобраться к стенам незамеченным, и даже таран осаждающим пришлось бы привозить с собой, потому что здесь его было бы не из чего сделать. Растительность Хендрикье представляла собой чахлый карликовый подлесок с гнилыми корнями в низинах и искривленный, приземистый, совершенно непригодный для строительства лес на каменистых возвышенностях. Лишь трава в этих краях была хороша. Рэндалл часами сидел в кресле, в тени, под полотном, растянутым на кольях над его головой, и смотрел на высящиеся перед ним стены. Медоносные пчелы гудели вокруг него, колосья осеменившихся трав клонились к земле, кузнечики создавали непрерывный звуковой фон, а он сидел неподвижно и молча, как невыспавшаяся ночная тварь, и когда приспешники подходили к нему делиться мнениями, казалось, что он не слышит их, полностью погруженный в свои мрачные думы.
