Итак, шесть седмиц на то, чтобы из овечек сделать волков. На следующее же утро я отправился вниз по реке, прихватив подобающий случаю эскорт – еще три лодки следовали на почтительном отдалении от той, в которой сидели я и Рим-Са. В каждой встречной деревеньке старикан выходил на берег, толкал непродолжительную, но горячую речь, в которой говорилось, что Аль-Хуту, сын бога и Великой Орлицы, призванный освободить их народ, набирает себе верных соратников. После чего мужское население деревни выстраивалось вдоль береговой кромки, и следовал мой выход. Для начала я пускал пару эффектных фантомов, потом вбивал в кромку берега три-четыре Стрелы Огня и. если на берегу еще кто-то оставался, выходил сам. И те, кто при моем приближении не падал ниц и не причитал в ужасе: «Пощади, о Великий», тут же пополняли ряды «верных соратников».
Двигались мы в хорошем темпе и прошли половину верхнего течения Великой Реки за четыре с половиной дня. Ниже я решил не спускаться – из шести десятков встреченных селений я отправил в свой лагерь аж четырнадцать смельчаков. Ну, будет их семнадцать или даже двадцать – невелика разница, когда нападающих шесть тысяч. Я и раньше особо не обманывался насчет смелости людей, десять седмиц безропотно кормивших и всячески ублажавших одного, ничем себя не показавшего человека. Пусть даже он и прилетел на гигантском орле и шаман объявил его сыном бога. В моем родном селе такого «сына бога» на третий день бы на вилы подняли. Так что я не рассчитывал набрать большую армию. Но четырнадцать человек из всего племени – это было как-то слишком.
Пригорюнившись, я сидел в петляющей по излучинам лодке и думал. «Не вини их, Великий, – перервал мои раздумья Рим-Са, – сотни лет отцы говорили нам: все, что мы можем сделать в случае опасности, – быстро убежать. Что хара-нги, что хиссум – бороться бессмысленно, так нас учили». Я лениво поинтересовался, что это за новая напасть такая. Оказалось, что напасть весьма старая, не сильно опасная, но неприятная. Впрочем, как и хара-нги. В верхнем течении Баравуль, высоко в горах, иногда случаются обвалы, перекрывающие русло реки – иногда ненадолго, иногда – на полдня, совсем редко – на день. Потом река проламывает себе дорогу через обвал, и происходит хиссум – волна, которая проходит по течению реки и смывает все, что есть на берегах. Вууль-ду решают проблему хиссума своим коронным методом – сматываются. К счастью, у этого явления есть характерный признак – резкое обмеление реки. Как только это случается, все племя снимается и уходит в глубь степей, пока не пройдет разрушительная волна. Само по себе это не приносит проблем, но иногда хара-нги успевают воспользоваться происходящим.
Я задумался. Вот сделать бы как-нибудь, чтобы хара-нги подошли к берегу реки одновременно с этим… хиссумом. Невозможно? Надо подумать. В принципе, устроить обвал в нужное время – можно. Всего-то нужно смешать алкахест с подогретым до кипения масляным составом. Допустим, масляный состав я добуду. В конце концов, жир для него можно добыть из рыб. Вот алкахест… М-да, сильно непростое это дело, даже когда ингредиенты все нужные под рукой. Хорошо, что можно и другими растворителями обойтись. Скажем, ржавилку путем несложной трансмутации можно сделать из воды и воздуха – эти ингредиенты у меня, слава небесам, пока в достатке. Залить гремучую воду под скалу и рвануть – вот вам и обвал. Два вопроса – как при этом в живых остаться и как объяснить хара-нги, что в это время надо у русла реки выстроиться? А еще надо быстро добраться до гор и найти там подходящее для обвала место… да, задачка. Ну, хоть что-то. Буду пока думать в этом направлении, авось что-нибудь придумаю.
Вернувшись в свой дом, я занялся приготовлениями к величайшей битве в истории местного народа. Вниз по реке отправились несколько человек добывать рыбий жир. Вверх по реке я тоже направил людей – искать место для обвала. А сам занялся натаскиванием своей «гвардии», каковое занятие выбило из меня все остатки человеколюбия. Эти четырнадцать были не трусы, но на сем их достоинства исчерпывались. Пятеро ничего не боялись только потому, что были тупы, как статуи. Шестеро ничего не боялись, потому что были законченными мерзавцами и привыкли, что все боятся их. Один из оставшихся был немного сумасшедшим – таскал на шее сушеного тритона, разговаривал с ним и кормил его мальками. А в остальном – нормальный человек. И только двое из многотысячного племени оказались неплохими людьми. Их я и сделал своими первыми помощниками, наделив правом карать и миловать. Но поначалу ничего хорошего не получалось – шестеро мерзавцев сбились в кучку, зазвав туда двоих тупых, зажили в свое удовольствие, начисто игнорируя приказы моих помощников и крайне нехотя выполняя мои. На третью ночь самый мерзкий из мерзавцев зачем-то попытался пролезть в мой дом, и сторожевое заклинание отправило его в Бесплодные Долины, о чем я ничуть не сожалел. Еще одного пришиб я сам, уж больно нагло он себя вел и совершенно вывел меня из себя. Хотя боец был неплохой, я на него возлагал некоторые надежды. Вовсе не обязательно было его до смерти убивать, это я, признаюсь, погорячился. Потом я вспомнил деревенское детство, навыки плетения из лозы, и ввел совершенно невиданную в здешних краях новинку – телесные наказания. За неповиновение назначалось десять ударов плетью, за воровство – двадцать, за драку – тридцать зачинщику и по пять каждому участнику. Дня через три стало полегче, хотя поначалу мои помощники совершенно изматывались, с утра до ночи работая плетью. Да и мне самому приходилось все время приглядывать, чтобы наказуемый вдруг не поменялся с наказующим.
Пошли первые лодки с рыбьим жиром. Я сделал из глины большой чан и круглые сутки окуривал окрестности смердящими ароматами перегретого рыбьего жира. Выход масляного состава был удручающе низок, девятнадцать двадцатых сырья шло в отход, пропитывая все вокруг (и меня самого) отвратительным запахом. Аппетит у меня пропал напрочь, за седмицу я похудел так, что сам пугался своего отражения. Что любопытно, дикари мои, которых я учил вываривать состав, на тошнотворный дух не обращали ни малейшего внимания. В конце концов, пяток мехов с масляным составом у меня все же получилось. Я очистил его от примесей и отправил вверх по реке, наказав гребцу беречь уложенные в лодку мехи, как родное дитя. Приказал ученикам варить состав из всего приходящего рыбьего жира и отправлять вверх по реке. После чего пустил это дело на самотек.
Прошла уже почти половина срока, а я все еще не видел, каким образом я могу победить. Двенадцать моих гвардейцев ежедневно разминались друг с другом в учебных схватках, в результате чего их стало десять – один чересчур увлекся боем, выхватил припрятанный костяной нож и вонзил его в живот напарнику. Раненый скончался к вечеру, его убийцу я, после некоторых колебаний, повелел казнить. Эдак у меня скоро совсем народу не останется, и с кем я буду шеститысячную армию уничтожать? То, что я пока так и не придумал, каким образом заставить эту армию стоять у русла реки, когда по нему пойдет волна, также ничуть не способствовало моему душевному спокойствию.
