Изначальный язык перворожденных существовал. Только принадлежал он не высокомерным эльфам, а самым древним людям — «детям» Творца. И записи были в прямом смысле этого слова вырублены на грубом обломке древней скалы, в мире, который создал лично Творец. Богам и другим бессмертным существам найти его было невозможно — Создатель позаботился, закрыл от них исконную вселенную. Склонным к Силе людям и другим магическим разумным попасть в центральный мир было можно, но сложно. И только Русу, побывавшем в миллионно-летнем небытии, хорошенько там поразмышлявшим, это было легко. Надо было просто «обнулить» координаты: там была их «точка пересечения», оттуда велся отсчет. Изначальные руны, потратив пару тысячелетий, он изучил.
Рус создал Слово с нулевыми координатами и бросил в зеркало. Петь он давно перестал, Лоос давно испуганно молчала. Вокруг его тела разлилась кроваво-красная искрящая сфера, от которой не тянуло Силой, но которая вся состояла из этой магической субстанции. В ней был записан алгоритм будущих изменений. Отражения природных геянских богов в глубине иллюзорного коридора раздвинулись, лишние изображения пропали.
От касания Слова стеклянная поверхность вспучилась и потекла, словно была сделана из ртути. Без лишних эффектов открылся проход, который вел к большому старому полуразрушенному камню неправильной формы, покрытому трещинами и рунами, от природных разломов почти неотличимыми. Пасынок Френома смело вошел в арку. За ним поплыли отражения богов, включая Лоос, которое слетело с аватара богини призрачной дымкой.
Мир поразил заброшенностью. Запах запустения пропитывал воздух. Стоящее в зените солнце, отдающее красным отливом, почти не грело. Прямо над камнем, будто привязанные, вращались хмурые серые тучи, описывая идеально ровный круг. Сила любых видов, любых назначений не ощущалась. Более того, создавалось впечатление, будто её не было никогда.
Наверное, было холодно. Рус не чувствовал. Он медленно обходил камень, который оказался высотой с его рост, и внимательно вчитывался в испещренные записями грани, коих было девять. Сфера прекрасно пропускала свет, грела, хранила от дискомфорта, который в связи с отсутствием Силы должен был появиться. Только она требовала постоянного напряжения, заставляла думать только о ней и вскоре голова Руса опустела. Ни мыслей, ни переживаний. Лишь одна цель: убрать из значения имени Лоос (Ланья) определение «черный паук, который всегда голоден, который вечно в поиске жертвы, который ловит и порабощает», заменив на «белый, добрый, ласковый енот, готовый на бескорыстную помощь». Лучшего Рус не придумал.
Тревожный багрянец заката добрался до зенита, окрасив хоровод мрачных туч в цвет темной крови. Рус, задыхаясь от усталости, упал на колени, не отводя взора от коренной руны, где только что мигнуло отражение своенравной Лоос. Медленно двигая свинцовыми руками, в очередной раз вскрыл вены. Подождал, когда начнет кружиться голова, а перед глазами залетают радужные мушки, вслух произнес Слово. Кровь из живой кипящей лужи собралась в шар размером с голову и, увлекая за собой красную сферу и призрачные отражения геянских богов, бросилась на камень. Прилипла грубой нашлепкой и стала всасываться. Напрягая зрение, отгоняя мутную пелену, Рус убедился, что попал точно в руну Лоос. Облегченно улыбнулся, коротко вздохнул и умер счастливым. Он не видел, как от корневой руны во все стороны, ведомые отражением какого-либо бога, потянулись темные угловатые дорожки, устремляясь к выбитым значениям геянских небожителей. Для того Рус и брал иллюзии богов, чтобы свои имена показали. Знал, что сам отыскать не успеет. Без помощи призрачной Лоос, сохранившей капризность и в летучем виде, он и начальную руну не нашел бы.
Творилась новая история.
Золотой дракон сел на край крыши храмовой пристройки. В свете уличных фонарей его чешуя искрилась. Когти впились в дерево кровли. Рывок мощных крыльев и черепица с шумом едет вниз, а стропила с обрешеткой, треща как ломкие прутья, отлетает во двор. Ящер опускается на плетеный потолок и складывает крылья. Падает в тесное помещение, заполняя собой почти все пространство. Над обломками крыши остаются торчать нервно дергающийся хвост со смешным сердцеобразным острием на конце и одна задняя лапа.
Длинная гибкая шея, изогнувшись невозможным образом, донесла маленькую по отношению к остальному телу голову, напоминавшую смесь змеи и лошади, к самому полу. По туловищу пробежала волна и один его край, втянувшись, освободил груду обломков, три удара сердца назад бывших крышей. Бронированный нос быстро разметал кучу и добрался до неподвижного скрюченного человеческого тела с большой раной в груди. Из-под массивного тулова выскользнула лапа, вооруженная острейшими когтями, и черканула одним из них по нёбу открытой пасти. Черная вязкая смешанная со слюной драконья кровь скапливалась на верхней губе до тех пор, пока не вытянулась и не оторвалась. Тяжелая капля устремилась к человеку и с глухим хлюпающим звуком скрылась в ране. За ней последовали вторая, третья, четвертая. Труп потребил полкувшина (почти полтора литра) ценнейшего целебного и алхимического ингредиента… нет, уже (логичнее было бы сказать «еще») не труп. Бледная кожа начала розоветь, а сломанные вдавленные ребра медленно подниматься, выползая из тела. В кромешной темноте это мог видеть только сам дракон. А второй наблюдатель не поместился бы.
Прошло целых полчетверти пока рана, вытолкнув из себя остатки одежды и мусор разрушенного потолка, не покрылась свежим бордовым рубцом. Человека прошило судорогой, выгнуло, поставив на затылок и пятки, и резко отпустило, заставив грохнуться спиной о землю. «Хык!», — из тела вышибло дух, а через несколько мгновений послышался шумный жадный вдох. Дракон, наблюдавший за раненым неотрывно, облегченно закрыл свои огромные бездонные глаза. При дневном освещении они приобретали перламутровый цвет, оставляя лишь темную щелку вертикального зрачка. Ночью щели растягивались.
Рус проспал до полудня. Все это время дракон просидел на углу поломанной крыши, задними лапами цепляясь за продольную стену, передними за поперечную, с кошачьей грацией прогибаясь телом. Лениво лежащие шея и хвост, по периметру стен образующие кольцо, сходство с домашним хищником только усиливали. Никто не смел к нему подойти. Благоговение перед драконами, кстати, никем никогда не виденными, впитывалось в империи с молоком матери. Да и не до того было людям в крепости Сумеречников, все ходили как пришибленные. Жрецы Тартара и жрицы Ланьи с трудом помнили последние годы. Зачем, почему? Вопросы давили тяжестью мельничных жерновов.
