– Дом с привидениями, да и только, – ворчал Морли, пока мы осторожно спускались по лестнице. – И как они тут живут?
– Говорят, дома стены помогают. Привыкаешь через какое-то время, перестаешь замечать.
– Что это за брюнетка, на которую я наткнулся по дороге, в пустом холле?
– Генеральская дочка, Дженнифер. К ней не подступишься.
– А может, ты не знаешь, как взяться за дело.
– Может. Но сдается мне, с ней не все в порядке.
Мы вышли через черный ход. Светила луна, и я почти не спотыкался, а Морли, тому без разницы, он из тех, кого хоть в гроб заколоти – зрение, как у кошки.
– По крайней мере у вас все без затей: ни призраков, ни вампиров, ни великанов – просто людская жадность.
Я подумал о женщине в белом. Надеюсь, она не призрак: я не умею общаться с бестелесными существами.
Морли схватил меня за плечо.
– Здесь кто-то есть.
Я ничего не увидел, но услышал звук – будто человек вдруг остановился.
– Услышал нас, – шепнул Морли и как сквозь землю провалился. Я подошел к конюшне, позвал:
– Снэйк? Ты где? Это Гаррет.
Не отвечает. Я просунул голову внутрь. Темно, лошади неспокойны. Лучше обойти вокруг, сразу заходить рискованно.
С северной стороны конюшни из щелей между досками пробивался слабый, неверный свет, похоже было, что горит оплывающая уже свечка.
В углу оказалась небольшая дверца, видимо, я наткнулся на убежище Снэйка.
– Снэйк? Ты здесь? Это Гаррет.
Снэйк не отвечал.
Я открыл дверь.
Снэйк не ответит больше никому, во всяком случае, в этом мире. Его зарезали.
Нечистая работа. Удар пришелся в грудь, но не в сердце, лезвие прошло через легкое, кончик ножа торчал из спины.
Появился Морли.
– Я его упустил. – Он глянул на Снэйка. – Любитель работал.
Эх, Морли, всегда всех критикует.
– Даже профи может наделать ошибок, когда имеет дело с несговорчивым субъектом. Этот человек, я слышал, бывший десантник. А десантников голыми руками не возьмешь.
– Может, и так. – Дотс присел на корточки, повертел в руках шнурок, обвитый вокруг шеи Снэйка. – Занятно!
Я занялся поиском улик. В спешке убийца мог что-нибудь обронить.
– Что это?
– Это шнурок кефов-душителей.
– Что-о? – Я присел на корточки рядом с Морли.
– Есть такое восточное племя – кефы-душители. Им строго-настрого запрещено проливать кровь. Потому что тогда мертвец не найдет покоя, пока не будет отмщен. Приходится убивать без кровопролития. Между тем убийство – часть их религиозного ритуала, поэтому плетение шнуров у кефов целое искусство.
Я взглянул на шнурок. Да, не просто обрывок веревки.
– Убийцы-асы изготавливают собственные шнуры. Плетение удавки – последнее испытание, дающее статус мастера. Посмотри. Узел, как у нас делают для виселиц, но петля круглая, ее можно накинуть одной рукой. Узлы – на самом деле не узлы, веревка оплетает пробку конусообразной формы. Эта штуковина устроена, как стрела с наконечником, пробка может выскочить только в одну сторону.
Мне понадобилось не больше секунды, чтобы разобраться в устройстве шнурка: наглядный пример был налицо. Я нащупал конусообразные выступы.
– Пробка сжимается, выскакивает из узла и расширяется снова, с другой стороны.
– Как снять шнурок?
– Его не снимают. Используют один раз. Потом он считается испорченным. Я видел эту штуку только однажды. Моему знакомому удалось перерезать ее у себя на горле. Но более везучего парня на свете нет, не считая тебя, конечно.
Я огляделся вокруг. Сам Снэйк интересовал меня меньше. Может, наш убийца и дилетант, но тоже весьма везучий дилетант. Ни одной улики.
– Печально, – сказал я.
– Смерть всегда печальна. Кто бы говорил! Но Морли полон неожиданностей.
– Я не о том. Посмотри, как он жил. – Я указал на угол Снэйка. Он жил, как лошади Спал на соломе. Из мебели – только грубо выкрашенный стол. – Он был профессиональным солдатом, двадцать лет в войсках, преимущественно в Кантарде. За это неплохо платят. Человек настолько осмотрительный, что ухитрился выжить, наверняка умел и с деньгами обращаться. Но он жил в конюшне, как животное, и не имел даже смены одежды.
– Бывает, – проворчал Морли. – Хочешь пари, что родился он в самых распоследних трущобах? Или на какой-нибудь грязной ферме, где и двух медяков за месяц не увидишь?
– Не надо пари.
Я видел, что он прав. У выросших в бедности людей есть патологическая страсть откладывать деньги про черный день. Но смерть приходит раньше этих предполагаемых несчастий. Жалкая жизнь. Я тронул Снэйка за плечо – мускулы его были напряжены, не расслабились даже после смерти. Странно.
Я вспомнил рассказ кухарки о Снэйке. «Он был доблестным воином», – напишут на надгробном памятнике.
Я перевернул тело, чтобы посмотреть, нет ли чего под ним. Нету.
– Слушай, Морли. Задушить – дело долгое. Вероятно, убийца сперва попробовал придушить его, а потом пырнул ножом или наоборот.
Морли огляделся кругом. Жуткий кавардак.
– Вероятно.
– Ты когда-нибудь душил человека? Морли укоризненно взглянул на меня: бестактный вопрос.
– Извини. А я вот душил. Мне во время набега поручили придушить часового. Я тренировался заранее.
– Не похоже на тебя.
– Мне не нравится убивать и никогда не нравилось, но я подумал: если убить человека придется и если я хочу уцелеть, значит, надо все сделать как следует.
Морли проворчал что-то. Он был занят осмотром того, что некогда было лицом, грудью и животом Снэйка.
– Я все разыграл как по нотам. Когда я подошел к нему, парень дремал. Но очень быстро проснулся и отбросил меня, как тряпичную куклу. Он мне чуть мозги не вышиб, а ведь я. ни на секунду не отпускал проклятой веревки. Единственно, что мне удалось, – я не дал парню заорать и поднять тревогу, а там подоспел кто-то из наших и добил его ножом.
– Ну и что?
– Если ты не сломаешь жертве шею, она будет бороться. Предположим, ей удастся стряхнуть нападающего и ослабить веревку. Парень увидит тебя, пусть даже на шее у него эта дьявольская восточная удавка, и тогда придется его прикончить любым доступным способом – иного выхода нет.
– Ты ведешь к тому, что Снэйк был сильнее убийцы. Как тот часовой.
Я не говорил, что часовой был сильнее меня, но Морли попал в точку.
– Да.
– У кого-то в доме теперь полно синяков и ссадин. Если это кто-то из домочадцев.
– Может быть. Черт побери! Почему мне так не везет?!
– Ты о чем? – Морли считает меня до неприличия везучим.
– Почему убийца не оставил следов? Клочок одежды, пучок волос, хоть что-нибудь.
