Впрочем, этот вопрос казался сложным лишь на первый взгляд. Наверняка разгадка крылась в особом сорте стекла, отсеивающем и не пропускающем внутрь помещения вредные для вампиров лучи. Кровососы никогда не испытывали недостатка средств, и поскольку ими был заключен тайный договор с индорианами, то и не стоило дивиться, что они заблаговременно позаботились о таких мелочах. Спасти Дарка мог лишь настоящий солнечный свет; те лучи, что были снаружи, но двери храма крепко заперты не только чарами, но и на запоры, да и прилипшая к полу сфера не отпускала его рук.
– А ты ничуть не изменился! Все такой же упертый, упрямый и девицам нравишься, – наконец-то произнес рябой монах, бывший у церковников за главного. – Чертовски рад тебя видеть!
Как ни странно, но слова рябого мужчины прозвучали искренне, хотя Аламез мог поклясться, что раньше с ним не встречался. Он бы непременно запомнил и эту ухмылку, и это нарочито простоватое, как будто вырубленное из камня лицо, а своенравная память обязательно извлекла бы из своих глубин соответствующее воспоминание.
– Вижу, не признал, – ни капельки не расстроившись, произнес монах, – быть может, это тебе чуть-чуть подскажет, кто же перед тобой.
Монах подал рукой едва уловимый знак, и парочка его собратьев откинула с голов капюшоны. Вздох удивления сам собой вырвался из груди моррона. Слева от рябого незнакомца, широко улыбаясь, стоял контрабандист Грабл, а по правую руку хитро прищурился трактирщик Фанорий, который, кстати, еще не вернул ему деньжата. Дарк никак не ожидал увидеть здесь обоих, однако сам факт их присутствия нисколько не приблизил его к ответу на главный вопрос: где они встречались с рябым монахом?
– Вижу, друзей моих ты признал, но все равно неспособен сопоставить факты и вывести единственно возможное заключение, – тяжело вздохнул собеседник, по-видимому, искренне расстроившись. – Что ж, очевидно, твой организм еще окончательно не восстановился после воскрешения. Способность сопоставлять и анализировать совсем не та…
Внезапно Дарка осенила догадка, настолько странная и радостная, что в нее было просто невозможно поверить. Знакомый голос, надменный взгляд незнакомца, его манера изъясняться и привычка употреблять в речи уйму приходившихся явно не к месту мудреных слов натолкнули моррона на единственно возможный вывод. Только одна особа из его прошлого могла так говорить и не стеснялась упрекать окружающих в недостаточно развитых мыслительных способностях.
– Мартин, да что ж ты творишь, что за маскарад тут устроил?! Ты б еще девицей нарядился! Чары зачем-то на меня наложил. Ах ты, старый, дряхлый козлобород! – рассмеялся моррон, почему-то уже ничуть не сомневаясь, кто же именно стоит перед ним и, глядя ему в глаза, нахально лыбится.
Едва Аламез произнес имя мага-некроманта, как чары тут же рассеялись. Нет, двери храма по-прежнему остались запертыми, да и шар, как и раньше, приковывал Дарка к полу, но вот с лицом старшего монаха произошли разительные изменения, как будто церковь посетил невидимка-скульптор и быстренько исправил огрехи своего творения, придав простоватым чертам лица утонченность и изысканность. Линии губ, лба, носа и щек старшего монаха разительно изменились, а из заострившегося подбородка выросла жиденькая, козья бородка, которой Гентар, кстати, очень и очень гордился.
– Я не виноват, что у тебя дурной вкус и что ты ничего не смыслишь в настоящей мужской красоте, – изрек Гентар, заботливо оглаживая свою драгоценную бородку. – Впрочем, я благодарен, что ты удержался от глупых высказываний по поводу кривых, волосатых ножек и моего отвислого животика, как это было при нашем первом знакомстве. Знаешь ли, у всех нас свои недостатки и…
– Я понял, прости, – искренне попросил Аламез, – может, ты хоть чары снимешь, и мы с тобой, как в старые, добрые времена, поговорим. – Знаешь ли, не очень приятно ощущать себя пленником.
– Сниму, непременно сниму… но чуть позже, – кивнул маг, отвернувшись. Видимо, вид друга в магических кандалах собственного производства был ему неприятен. – Пойми, я наложил их исключительно ради твоей же безопасности. Тебе не стоит бояться ни меня, ни наших собратьев, с которыми ты уже встречался, правда, не догадываясь, кто они. – Гентар кивнул в сторону Грабла и Фанория, молча наблюдавших за встречей старых боевых товарищей. – Тебе нужно бояться лишь себя самого, своих опрометчивых, невзвешенных поступков. Я даже не могу винить тебя в глупости. У тебя не было информации о делах альмирских, да и мыслительные процессы вряд ли полностью восстановились… Только этим я объясняю тот прискорбный факт, что ты связался с теми, кого мне и по именам-то называть противно…
– Так что же ты раньше не появился? Что же твои дружки сразу не признались, что морроны? Я многих «опрометчивых поступков» тогда избежал бы, – спросил Дарк, но не получил ответа. – И чем же, позволь узнать, тебе Тальберт с Каталиной так насолили?
– Дело не в них… – после продолжительного молчания ответил некромант, все еще не решавшийся посмотреть плененному другу в глаза, – совсем не в них.
«Так, выходит, Тальберт был прав! – пронзила мозг Дарка очень неприятная догадка. – Гентар действительно спровоцировал конфликт между вампирами и жаждет смерти своих собратьев – морронов. Но почему? Пусть их взгляды не совпадают с мнением старичков из Легиона, но разве это причина? Разве это может быть основанием, чтобы жаждать смерти себе подобным, да еще идти против воли самого Коллективного Разума?! Ведь Зов слышат изгои, а не один из морронов на стороне Гентара?!»
– Я знавал и госпожу Форквут, и господина Арканса еще до встречи с тобой. К ним, как к личностям, я питаю исключительно теплые чувства, – признался Мартин, чем вызвал возмущение в рядах вампиров, явно ненавидящих обоих вышеупомянутых собратьев. – Однако они отказали мне в содействии по очень важному вопросу, тем самым поддержав наших с тобой кровных врагов. Повторяю, я питаю к ним исключительно теплые чувства, но это не помешало мне оказать посильную помощь госпоже графине в ее борьбе за альмирский престол. Кстати, ты помнишь Ее Сиятельство, графиню Самбину?
Красивых женщин трудно забыть, и память о встречах с ними возвращается в первую очередь. Дарк подтвердил кивком, что, конечно же, помнит, а в следующий миг из двери появилась и легкая на помине графиня, такая же прекрасная и неприступная, какой и была. Двести лет ничуть не отразились на ее красоте. Самбина осталась точно такой же красавицей, какой Аламез ее помнил, только разве что платье могущественного Лорда-Вампира стало более обтягивающим, а декольте еще более глубоким и откровенным.
