– Доблестный сэр Гингалин Оркнейский, – пропела она чарующе, – почему вы покидаете мой замок? Что-то случилось?
«Случилось? Она еще спрашивает. Добрая королева, навестившая освободителя один раз, чтобы сказать небрежное спасибо!»
– Мне пора, леди, – сказал рыцарь сухо. – Дорога зовет.
Королева переглянулась с Хелией, фрейлина наградила рыцаря сердитым взглядом.
– Сэр Ин… Гингалин, – сказала Хелия строго, – опять капризничаете. Чем вам не нравится замок?
При взгляде на фрейлину сердце мощно забилось, щеки опалил сладкий жар, губы дернулись в глуповатой улыбке, но…
«Капризничаю? Кто бы говорил? Почему, ну, почему, леди, вы ни разу не навестили меня? Одно ваше слово, и я… А, к черту все!»
– Леди, я выполнил обет, королевство свободно, – сказал рыцарь грустно. – Сноудон более не нуждается во мне.
– Сноудону нужен хозяин, – сказала королева властно. – И когда королевство нуждается в нем, как никогда, он уходит.
– Прекрасная королева, я рыцарь, а не правитель. Неужели в Сноудоне нет достойного мужа? И вряд ли жители будут счастливы увидеть на троне чужака.
Лица рыцарей потемнели, они стыдливо опустили глаза, а королева всем своим видом изобразила удивление. Гингалин улыбнулся краем рта: за спиной свиты собиралась толпа, галдящие люди пожирали королеву жадными взглядами.
– Сэр Гингалин, не забывайте, что вы говорите с королевой Сноудона, – сказала Хелия надменно. В ее взоре рыцарь прочел затаенную боль.
Гингалин с печальным вздохом уронил голову на грудь. Конь нетерпеливо дернулся.
– Прошу простить, если мое обхождение вам неприятно, королева.
Королева покачала головой.
– Ничуть, доблестный сэр, – пропела медово. – Уж вы простите, если чем вам не угодили. Знаю, такому герою следует оказывать большие почести, но мы так устали, что забыли о вежливости.
В танце снежинок королева смотрелась восхитительно. Гингалин любовался прекрасным лицом, мысленно торжествуя: чары красоты на него не действуют. Подданные видят богиню, а он – красотку.
«Поздно спохватились, – подумал ехидно. – Однако наглые тут люди – королевство им освободи да останься приглядывать».
– Прекрасная королева, рыцарь должен находится в пути, – сказал он с почтением, но твердо. – Я несказанно рад, что освободил вас, подобная красота должна дарить людям счастье. Я не требую награды – это обесценит подвиг, но прошу дать мне уйти.
Свита роптала, недовольная тупостью чужака, не понимающего, как ему повезло. Хелия сердито сопела, на лице отражалось противоборство чувств. Королева широко распахнула глаза:
– О доблестный сэр Гингалин, я молю вас остаться, уверена, из вас получится хороший правитель.
В ее голосе было столько обаяния, чувственности, что даже камень бы не устоял, но Гингалин лишь вяло улыбнулся.
«Жениться впопыхах? В таком возрасте, когда предстоит свершить столько подвигов, сразить стольких демонических тварей? Помочь множеству людей? Что я буду делать в замке? Изредка выбираться на охоту, а все остальное время слушать жалобы вилланов?»
От резкого ответа удержала рыцарская вежливость.
– Королева, пути Господни неисповедимы, может, наш союз состоится, но для этого я должен уехать.
Королева посмотрела на Хелию, фрейлина пожала плечами и опустила головку.
«Н-да, милая королева, вам, похоже, ни разу не отказывали, – подумал Гингалин с усмешкой. – Незнакомое чувство, видно. Что ж, некоторых женщин это возбуждает».
– Но вы же ранены, – сказала королева с отчаянием в голосе, свита уставилась на рыцаря ненавидяще. – Хотя бы залечите раны.
Гингалин не удержался от колкости:
– Если бы моей жизни угрожала опасность, уверен, возле меня толпились бы лекари.
– Сэр Инконню! – вскричала Хелия, прожигая рыцаря взглядом. – Извините, сэр Гингалин, будьте вежливы. Вы знаете, что раненых слишком много, а докторов мало. Не уподобляйтесь обиженному ребенку.
Гингалин уловил ее призыв: Хелия страстно желала, чтобы он остался, несмотря на притязания королевы.
«Нет уж, разбирайтесь сами. Рыцарь вольная птица, ни к чему такая обуза. Мне бы о себе позаботиться, куда там королевство».
Королева кивком головы ответила на его прощальный поклон: рыцарь зашагал в поле, чувствуя затылком отчаянный взор гиацинтовых глаз.
«Хелия, почему же ты молчишь? Одно слово, и я…»
Отойдя от замковых стен на сотню шагов, он осторожно сел в седло и пустил жеребца легкой рысью.
Дорога далась тяжело: рыцарь простудился, недолеченые раны жестоко ныли, часто приходилось спешиваться и вести усталого жеребца под уздцы. Постоянно испытывал голод. Вилланы, вернувшиеся в деревни, ничего не продавали, лишь глядели хмуро, в их глазах читалось желание прибить слабого незнакомца.
Проехал мимо замка Чайльда, можно было бы там остановиться, но гордость не позволила. Выходить ему навстречу, предлагать помощь, естественно, никто не стал.
Горы встретили холодно: тропы заледенели, он десятки раз падал, расшибая коленки и лицо, а жеребец однажды едва не свалился в пропасть. Холодный ветер сек лицо, вымораживал легкие, пальцы немели, кожа с них сползла клочьями.
Изможденный Гингалин даже не нашел в себе сил обрадоваться, когда увидел великолепный черный замок. Скованную льдом реку пересекала тень заснеженного моста, драконы на воротах злобно глядели друг на друга.
Гингалин, облегченно вздохнув, дернул повод, волоча за собой усталого жеребца.
«Лучшего места для отдыха нет. Отдохну и возьмусь за благие дела. Рыцарь я или не рыцарь?»
Ворота распахнулись, из проема плеснуло золотистым светом. Охватило блаженное тепло, словно вернулся домой. Гингалин проковылял в цветущий сад. Конь рванулся из рук, затопал по изумрудной траве, жадно хрупая сочные стебли.
Послышался изумительный запах, сердце скакнуло, боль в обмороженных пальцах исчезла. Элейна в великолепном красном платье, чарующе улыбаясь, приблизилась. Тепло женского тела растопило в крови кристаллы льда, Гингалин, любуясь прекрасным лицом в обрамлении черных шелковистых волос, улыбнулся лукаво: Элейна со сладкой улыбкой смотрела, как он припал на колено.
– Леди, я в вашей власти.
Гингалин сладко потянулся на шелковых простынях: легкий ветерок колыхал кисейный балдахин, сквозь ткань сияло ласковое солнце. Слух услаждали птичьи трели и журчание воды, от дивных ароматов кружилась голова.
Кровать стояла в середке цветущего сада, баюкающего шелестом листвы, от деревьев веяло блаженной прохладой. Здоровый крепкий сон испарил усталость юноши.
