— План, что сегодня окончательно провалился из-за трактирной девки и недостатка честолюбия, пришел мне в голову совершенно случайно, — вздохнув, нарушил молчание дед принцессы. — Игл умер, я стал наместником и перебрался в этот замок. Поближе познакомился с тобой, Рони. Ты оказалась мало похожа на мать и внешне, и нравом. Ты была, да и остаешься, чересчур впечатлительной и при этом лишенной непосредственности, скованной. Изящества и обаяния Эгретты ты не унаследовала, как и моего дара. Ничто в тебе не пробуждало приязни и теплоты, но я относился к внучке как должно, воспитывал и учил будущую королеву. До той поры, пока одна из твоих служанок не рассказала о кошмарах, которые с некоторых пор мучили тебя по ночам. Начались они после казни разбойника на городской площади. Я посчитал тогда, что пора тебе познакомиться и с этой стороной правосудия. Но во сне тебе являлся не повешенный с вывалившимся языком, а палач в ошейнике. Оказалось, ты запомнила какую-то глупую побасенку, рассказанную в далеком детстве темной нянькой. Мне показалась забавной такая впечатлительность, и я, делая вид, что хочу развенчать твои страхи, исподволь расцветил их более живыми красками. Не скрою, здесь мне помог дар. Я радужный чародей, способность изукрашивать действительность в моей природе.
— Ты не изукрашивал, а извращал, — сказал Серп. — Судя по тому, что творилось с ее высочеством, когда она разглядела мой ошейник, получилось у тебя отменно.
— Изукрашивал, извращал — какая разница! Это всего лишь слова. Я изменял действительность, как мне было нужно. Создавал нечто новое, а заодно придавал резвости и без того живому воображению.
— Разве палачи — не исчадия мрака? — до странности робко проговорила Эрона, ни к кому не обращаясь.
— Серп никакое не исчадие! — не выдержала Иволга. — И если бы вы, ваше высочество, познакомились с дядюшкой Вермеем, мелжским палачом…
— Ушам не верю! Неужели развратная трактирная девка посмела раскрыть рот? Да еще и обратиться к принцессе? — усмехнулся Харьер. — Рони, для таких, как она, чем грязнее и страшнее, тем слаще.
— Я бы не стал этого утверждать, — Серп сжал пальцы Иви, мысленно веля ей молчать. — Пока ее высочество не видела моего ошейника, она относилась ко мне весьма тепло. Сейчас ей застит глаза тщательно взлелеянный предрассудок. Ошейником я обязан тебе, Харьер? Или ты предпочитаешь имя Маргрит? Оно куда лучше подходит радужному чародею. Почему я не придал значения ни твоему перламутровому перстню, ни жемчужным четкам?
— Да, твой ошейник — моя работа. Как вижу, она удалась, — наместник, не скрывая удовольствия, разглядывал шею Серпа. — Возможно, я ошибаюсь, но сейчас кажется, что план мой принял четкие очертания в тот самый день, когда я услыхал о тебе, Серпилус. Все разрозненные кусочки будто сложились в голове в цельную картину. Я мог получить внука, которого желал, вернее, правнука, и при этом остаться у власти. Для этого нужно было вывести из игры внучку и ее будущего мужа, отца ребенка. Такого не добьешься, выдав принцессу замуж за благородного. Значит, следовало найти подставного жениха, которого Эрона считала бы настоящим. Постельный чародей, для которого женщины не более чем источник, да еще и палач — что может быть лучше? Открывшаяся правда не только разбила бы сердце королевы, но и опозорила, внушила ужас и отвращение к себе самой. Стоило мне увидеть тебя тогда, пять лет назад, на приеме для чародеев в ратуше, и я понял, кого хочу сделать мужем принцессы. Надменный, заносчивый, честолюбивый, не ищущий от жизни ничего, корме богатства, славы и высокого положения. Продержать такого несколько лет без сил, на позорной должности, а потом предложить стать супругом будущей королевы — и все! Ты не должен был отказаться. И обольстить принцессу тебе удалось бы легко, ты умеешь обращаться с женщинами, да и собой недурен. Потом ты женился б на ней, сделал ребенка, непременно мальчика, с помощью чар это нетрудно. А некоторое время спустя внучка будто случайно узнала бы твою тайну. Думаю, это сломало б ее, и она стала послушной куклой в моих руках. Ты бы кончил жизнь в темнице, лишенный сил. А я бы стал носить твою личину и воспитывать наследника. Харьер уже стар, он не чародей и не может жить свыше отпущенного века.
Эрона, сраженная откровениями деда, закрыла лицо руками.
— А если б твой внук не унаследовал дара? — спросил Серп, мысленно в который раз благодаря Госпожу Луну за встречу с Иволгой.
— Я выиграл бы время. Пока мальчик рос, я бы придумал что-нибудь еще. Не стану скрывать, мне в последние годы все больше хотелось, чтобы внук родился обычным человеком. Власть слишком притягательна, чтобы легко расстаться с ней, когда распробуешь, — усмехнулся Харьер.
— Я думала, ты любишь меня… — тихо проговорила Эрона, отняв руки от лица и устремив взгляд на деда.
— Я любил мою Эгретту, а ты отняла у нее жизнь. Добиться для тебя горькой участи оказалось утешением.
— Теперь твой план рухнул, — принцесса вскинула голову, лицо ее окаменело. — Я дозволяю тебе покинуть Пиролу, если поклянешься никак не вредить ни стране, ни мне, ни моим близким и потомкам.
— Ты заигралась в королеву, милая внучка. У тебя нет надо мной власти.
— Ваше высочество, я не дам вас в обиду, — сказал Серп, но Эрона даже не взглянула на него.
— Если б не эти проныры Нетопыри, я бы просто убил и тебя, и твою девку, — Харьер бросил злой взгляд на Иволгу. — Поработал бы над памятью внучки и остался б наместником. Но раз у ордена есть подозрения, меня не оставят в покое. Значит, придется покинуть Пиролу и, возможно, Меддину.
— Я не последую за тобой, — подала голос Серпента. — Мне нечего делать ни в Дебрях, ни уж тем более на Равнинах.
— А я не дам тебе так просто уйти, Маргрит, — Серп осторожно расплел пальчики Иви, высвобождая руку. — Серпента, если ты пообещаешь держаться в стороне, мы с твоим наставником решим все один на один. Ввяжешься, и я не стану щадить тебя.
— Я сражусь с тобой один, палач, — заявил наместник холодно. — Женщина не должна принимать участие в битве.
— О да, она годится лишь на то, чтобы подкладывать ее в постель к противникам и возможным союзникам, — Змейка зло сузила глаза.
— Я поручал тебе дела, к которым ты имеешь склонность, — процедил Маргрит.
— Ты лгал мне, а значит, использовал. Я этого не терплю! Клянусь своим даром, Серпилус, что не стану вмешиваться! — пока с губ чародейки слетали слова, ее фигура вспыхнула золотистым сиянием, видным лишь одаренным.
— Ты не можешь доверять ей, — Иволга обеспокоено взглянула в лицо чародея.
— Она дала подлинную клятву, не тревожься, — успокоил подругу Серп, про себя думая, что выбора у него все равно нет, даже если заговорщики разыграли ссору, а Змейка искусно солгала, воспользовавшись какими-нибудь неведомыми чарами.
