– Князь Волков!
– Он самый!
– Но как же ты…
– Вот, за сынком пришел! – Он качнул на руках волчонка. – Спасибо тебе, сестра, что ты его подобрала, кормила, ухаживала. Далековато его забросило, я едва нашел. А теперь пора ему дальше идти.
– Как же ты сюда попал? – спросила Дивина, и тут же сама поняла, что для оборотня, живущего на грани миров и способного проходить за любую грань, этот мир так же доступен, как и тот, внешний. – Постой! – ахнула она. – Ты ведь можешь и на эту, и на ту сторону проходить!
– Могу. Мне и проходить не надо – я сразу на двух сторонах и живу.
– Что там? Расскажи! – взмолилась Дивина. – Я ведь сама не знаю, давно ли тут сижу, может, думаю, на той стороне уже целый век прошел, все умерли, кого я знала, а я и не заметила!
– Там Новый Год сегодня.
– Новый Год?
– Ну да. Потому я и пришел за сыночком.
– Да уж я чую, кто-то пришел! – раздался от порога еще один голос, и оба собеседника разом обернулись. – Кто-то такой пришел, что его и не зовут, да и дверь перед ним не затворишь! Ну, здравствуй, Князь Волков!
В дверях стоял Лес Праведный: высокий старик, седой, как снег, с длинной белой бородой и серыми ледяными глазами. Лес Праведный всегда был такой же масти, как лес: весной – серо-бурый, голубоглазый, летом – зеленый, осенью – рыжий и желтый, а зимой – белый. Ледяной посох в его руках звонко постукивал по ступенькам, с подола и рукавов белой шубы летели легкие снежинки.
– Здравствуй, батюшка! – Князь Волков снова встал и поклонился, как младший старшему, но без робости, дружелюбно.
– Не соскучилась тут, внучка? – спросил Лес Праведный, опускаясь на лавку. По теплой избушке полетел свежий морозный дух. – Дай, думаю, проведаю. Ну что, тепло ли тебе?
Старик усмехнулся, а Дивина вздохнула:
– Тепло, батюшка, только скучно. Так хочется на белый свет поглядеть! Даже не знаю, много ли времени прошло. Вот, за все время первый гость у меня.
– Да уж, этот гость одиноким девицам опасен! Недоглядел я! – Лес Праведный улыбнулся в усы, а Князь Волков шутливо обиделся:
– Ну что ты, батюшка! Это не я, это братец мой, что огненным змеем летает![46]
– Знаю, знаю, за сыночком пришел. Ладно, не бойся его, внучка, он тебя не обидит. А на что тебе в белый свет? Ты здесь живешь, не старишься, красота твоя девичья не вянет. Хоть сто лет пройдет, а ты все та же будешь, как цветочек лазоревый.
– Я, может, и та же. А… другие?
– Какие – другие? – Лес Праведный наклонил голову и лукаво глянул на нее из-под белых косматых бровей. Эти брови почти занавешивали глаза, так что поймать его взгляд было нельзя, но это и к лучшему. – О ком тебе грустить?
Дивина опустила глаза. Ей хотелось сказать о Ледиче, но она не смела.
– Ты мой указ нарушила, обручилась, – продолжал старик. – Молчи, я знаю почему. Раз слово дала, нарушать его нельзя. Но если уж ты жениха от смерти спасла, а он тебя не спас – пусть теперь сам сюда за тобой приходит. Тогда, может, и отпущу.
– Но как же он придет за мной, если не ведает, где я? Даже если искать будет – только и узнает, что пропала в лесу.
– Вот пусть в лесу и ищет. Весна придет…
– А она еще не пришла – весна? – Дивина оглянулась в сторону окошка. Заслонка была отодвинута совсем чуть-чуть, да и снаружи уже почти стемнело, но все же в щель было видно немножко синего зимнего неба. – Я все думаю: может, это у меня здесь все тот же день, а у них там уже сто лет прошло…
– Этого не бойся. Здесь хоть сто лет пройдет, а как захочешь туда вернуться, вернешься в любой день. Захочешь – в тот, из какого ушла…
– Нет, в этот не хочу! – Дивина вспомнила и содрогнулась.
– Ну, в другой можно. Там уже Новый Год. Везде угощение нам готово, вот, пойду собирать! – Лес Праведный взял из сеней огромный, во всю спину, плетеный короб.
– Ты туда пойдешь! – Дивина вскочила и всплеснула руками. – Дедушка, миленький, отец мой родной, возьми и меня! Хоть ненадолго возьми, хоть на один вечерочек!
– Ну хочешь, возьму! – Лес Праведный рассмеялся и лукаво поглядел на нее. – Только не думай: все равно ты теперь моя, захочу – сразу назад верну, как рукавицу за пояс. От меня не сбежишь.
– Как захочешь, так вернешь, только пусти меня хоть недолго с людьми погулять. У всех праздник, а я что же, одна тут буду сидеть?
Она посмотрела на Князя Волков, словно просила поддержки; он сделал ей какой-то знак бровями, подмигнул, словно обещал что-то.
– Ну, идем! – Посмеиваясь, Лес Праведный запахнул шубу, и теперь шуба почему-то оказалась уже не белой, а бурой, как у медведя.
Шапка его превратилась в медвежью голову с оскаленной пастью, на руках и на поясе зазвенело множество бубенчиков. Дивина, на ходу заматывая платок, побежала за стариком, уже открывшим дверь и перешагнувшим порог. Казалось, если сейчас же не успеть проскочить вслед за ним в приоткрытые врата, то он уйдет один, а она опять окажется на той же опостылевшей пустой поляне. Дивина даже не заметила, что ее полушубок странно потемнел и потяжелел. Вслед за стариком она выпрыгнула из избушки, и сама не видела, что с ней сталось, – но даже медведь, окажись он здесь вечером, от удивления, наверное, сел бы прямо на снег.
Перед новогодними праздниками поиски пришлось прекратить: не такое настало время, когда можно бродить по лесам. Дни сделались такими короткими, что, казалось, с утра и не рассветает. Сквозь дневные сумерки отчетливо, хотя и молчаливо, проглядывал иной мир. Наступал солнцеворот, Явь и Навь сближались, чтобы на миг отразиться друг в друге и опять разойтись. Все разъезды прекратились: в такие дни легко заехать прямо на Тот Свет.
В Ольховне тоже готовились к празднику. Девушки и молодые женщины, поначалу напуганные появлением чужой дружины и сидевшие по домам, теперь снова стали собираться с куделью и рукоделием в беседу. Многие из полотеских кметей тоже ходили на посиделки, приглашали и Зимобора, но и там, глядя на румяных, немного смущенных присутствием князя девушек, он думал о Дивине.
В ночь солнцеворота на площадке святилища разложили огромный костер, помогая новорожденному солнцу одолеть зимнюю тьму. Весь городок теперь был окружен огненными засовами, запирающими путь голодной зимней нечисти и обогревающими предков, которые в эти темные ночи приходят проведать потомков. На каждом окошке стояла в горшках каша из цельного зерна с черемухой, лежали в мисках блины, прикрытые новыми чистыми полотенцами.
На следующий день дети, собираясь стайками, ходили от двора ко двору, пели хозяевам добрые пожелания на предстоящий год и получали за это печенье в виде козочек и коровок. Зимобор улыбался, слыша где-то за тыном звонкие детские голоса. Вспоминалось, как двадцать лет назад и сам он вот так же ходил с другими детьми по дворам вокруг Смолянска. С ними тогда ходила и Избрана, а Буяра они не брали, потому что тот был еще слишком мал. Только в Смолянске пекли из теста не коровок, а свинок.
